Очаровательный повеса - Элизабет Хойт

поставив котелок с жарким на стол, положила ладонь мужу на плечо.

Он накрыл ее руку своей и продолжил:

– Потом меня подвесили за руки на всю ночь, чтобы другим неповадно было, но я сумел освободиться и сбежал. Только вот убежать далеко мне не удалось. – Он посмотрел на жену, и лицо его просветлело. – Садись с нами, дорогая: давай попробуем твое великолепное жаркое.

Тесс кивнула, принесла две миски и села рядом с мужем, почти вплотную, словно хотела своей близостью утешить, успокоить.

Жан-Мари опять поднял глаза на гостя.

– В общем, меня поймали, опять избили, долго думали, что со мной делать, и, в конце концов, решили повесить, но на этот раз, как вы понимаете, уже за шею. И что вы думаете? Накануне ночью в порт прибыл герцог Монтгомери, увидел, как сколачивают виселицу, и предложил хозяину продать меня ему. Потом послал за доктором, заплатил ему за мое лечение, а когда я немного оправился, забрал меня с собой. Он научил меня говорить по-английски, одевал и кормил, терпеливо ожидая, пока я обрету прежние силы.

Жан-Мари покачал головой, зачерпнул ложкой жаркого, но до рта не донес, потому что Аса недоуменно спросил:

– Но почему? Герцог не показался мне особо сострадательным.

Жан-Мари криво усмехнулся.

– То есть вы хотите сказать, что он спас мне жизнь, вылечил и выходил меня вовсе не из христианского милосердия?

Аса фыркнул и попробовал жаркого. Оно оказалось выше всяких похвал: густое, с большим количеством мяса, картофеля, моркови и пастернака.

– Именно так.

– И вы совершенно правы, – невозмутимо сказал Жан-Мари. – Герцогу нужен был человек, которому он мог бы доверять как себе, обязанный ему жизнью. Как я.

– Зачем?

– В этом и заключается суть. – Лакей кивнул, словно Аса наконец-то вник в ситуацию. – Он искал того, кому мог бы доверить охрану сестры.

– И выбрал тебя? – Аса прищурился. – Ты отвечаешь за ее безопасность.

– Да, уже десять лет, но не только. Моя задача – не допустить, чтобы мужчина хотя бы прикоснулся к хозяйке.

– Монтгомери так заботится о добродетели сестры?

– Нет, – покачал головой Жан-Мари, – опасается за ее рассудок.

Аса положил ложку.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы видели, что с ней творилось сегодня? – очень серьезно сказал Жан-Мари. – У нее есть демоны, у моей девочки, и являются они к ней в виде мужчин и собак.

Аса стиснул кулак. Не трудно догадаться, почему девушка может бояться мужчин, но он хотел удостовериться.

– Почему?

– А вот этот вопрос уже не ко мне.

Аса молча доел жаркое, поблагодарил Тесс и поднялся.

– Тогда я задам его мисс Динвуди.

Жан-Мари тоже встал и многозначительно повел обтянутыми белой рубашкой мощными плечами.

– Я не позволю вам причинить ей боль.

Аса скрипнул зубами. Он должен уйти, позабыть о мисс Динвуди и ее брате, который решил оградить ее от всего мира, но… не мог.

Не мог и все тут.

Опершись кулаками о кухонный стол, он заявил черному гиганту:

– Ты думаешь, что защищаешь ее, не позволяя ни одному мужчине прикоснуться к ней? А тебе не приходило в голову, что она живет в постоянном страхе всякий раз, когда покидает этот дом? Это не жизнь, мой друг, а чертова могила, которую для нее вырыл ты.

Он ждал взрыва ярости, но, странно, уголки губ гиганта дернулись. Нет, это не была полноценная улыбка, но все же…

– Вы считаете, что, познакомившись с ней всего пару дней назад, знаете, что для нее лучше?

Аса вздернул подбородок.

– Черт возьми, да! Возможно, я не знаю, что ей нужно для счастья именно сейчас, но точно не это…

Телохранитель несколько минут стоял неподвижно и совершенно бесстрастно смотрел на мужчину, бросившему ему вызов, потом поднял глаза вверх, как будто мог видеть свою хозяйку сквозь потолок, и сказал:

– Хорошо. Тогда идите к ней.

Эва склонилась над увеличительным стеклом, всматриваясь в миниатюру, над которой работала. Это было изображение молодой леди вполуоборот, с распущенными волосами, отброшенными с лица. Стоило окунуть кисть в красную краску, и улыбка леди сразу стала ярче. Теперь она выглядела счастливой, и Эва втайне позавидовала ей.

Дверь гостиной приоткрылась, но Эва не подняла головы, лишь попросила:

– Ты можешь поставить поднос на стол, Руфь, спасибо.

– Вообще-то я не Руфь, – послышалось в ответ.

Эва судорожно вздохнула и оцепенела. Разумеется, стук во входную дверь чуть раньше она слышала, но поскольку наверх никто не поднялся, сделала вывод, что Жану-Мари удалось спровадить мистера Мейкписа.

Значит, ошиблась.

Она подняла голову и увидела мистера Мейкписа, державшего поднос с едой как плохо обученный лакей.

Их взгляды встретились, и Аса сказал, осмотрев поднос весьма подозрительным взглядом:

– Кухарка приготовила для тебя, по ее заверению, очень нежные яйца, а по мне, так почти сырые, и какие-то тушеные фрукты.

Эва кивнула:

– Чернослив.

Аса поднял глаза.

– Что?

Эва указала на поднос.

– Тушеный чернослив. Мое любимое блюдо. Хочешь попробовать?

Его взгляд выражал столь явный испуг, что Эва поневоле улыбнулась.

– Да, уверен, что чернослив – восхитительное блюдо, но я уже поел на кухне.

– С Жаном-Мари, полагаю?

Аса искоса наблюдал за ней, ставя поднос на низкий столик перед диваном.

– Да. Он сказал, что с тобой все в порядке, поэтому можно тебя навестить.

– Он прав.

Эва боялась, что сейчас он начнет задавать вопросы о ее странной реакции на обычный поцелуй, решила отругать Жана-Мари за то, что позволил мистеру Мейкпису войти в ее комнату, но чувствовала сейчас лишь бесконечную усталость.

Она жила со своим страданием уже больше десяти лет и временами уставала от тяжести ноши.

Эва встала и пересела на стул, поставленный напротив диванчика. Тесс приготовила для нее очень легкий ужин: как раз такой, чтобы суметь съесть после столь тяжелого нервного дня, – и Эва была ей за это очень благодарна. Тесс не только отличная кухарка, но и очень тонко чувствующая женщина.

Мистер Мейкпис уселся на диван, несколько секунд молча наблюдал, как она ест, и вдруг выпалил:

– Мне очень жаль.

Эва на мгновение застыла с вилкой на весу, потом молча кивнула и продолжила есть.

Аса пригладил растрепанные волосы, отчего они взъерошились еще больше, и добавил:

– Я был зол: сцена рухнула, все сроки срываются, – иначе не повел бы себя столь бесцеремонно.

– Но почему ты сделал именно это? – спросила Эва.

Он пожал плечами и откинулся на спинку дивана, вытянув ноги. Ну почему этот мужчина всегда занимает так много места?

– Я уже сказал, что был зол.

– И злость вызвала желание меня поцеловать?

Аса поморщился, пожал плечами и признался:

– Да. Почему?