Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

Меня забросило более чем на двести лет в прошлое.

– Примерно так.

– Мы же не должны запирать ее в четырех стенах? – спрашивает Арчи.

Азмаль качает головой с легкой улыбкой:

– Даже наоборот. Рекомендую как можно чаще выходить на улицу, дышать свежим воздухом, наслаждаться солнцем, когда оно есть, – и много двигаться.

– Вас послал Нокс? – спрашиваю я.

– Это я попросил его помочь, – вмешивается мой кузен. – И Нокс крайне любезно согласился.

– Откуда вы?

– Гибралтар, – отвечает Азмаль. – Но родился и вырос я в Дамаске. И служу Ридлану уже шесть лет.

– Можем ли мы снова к вам обратиться в случае необходимости? – спрашивает Арчи.

– Конечно. – Азмаль закрывает чемоданчик и собирается уходить, но сначала быстрым плавным жестом кладет на мою прикроватную тумбочку конверт, ничего не говоря. – Если желаете, маркиз, я могу приготовить сироп на основе экстракта плюща, гринделии и черной смородины, от кашля – для мистера Элджернона.

– Мой отчим не большой любитель лечиться, – усмехается Арчи. – Но я попробую убедить его.

Оставшись одна, я беру конверт, который оставил Азмаль, и открываю.

Внутри страницы моего рассказа, который попал к Ноксу.

Он мне их вернул.

Чуть позже по совету Азмаля я выхожу на улицу и почти все свободное время провожу, разъезжая с Люси по городу в открытом ландо, наслаждаясь свежим воздухом.

Оказалось, что в крытых экипажах меня укачивает, поэтому, несмотря на не по-майски холодную погоду, предпочитаю ездить так.

К сожалению, в 1816 году не существует ни таблеток, ни браслетов от укачивания.

Выехав из Гайд-парка на Оксфорд-стрит, я замечаю длинную вереницу людей перед домом Латиморов.

– Что они все там делают? – ошеломленно спрашиваю я.

– Латиморы открыли дом для посетителей, – совершенно спокойно отвечает Люси.

– Посетителей?

– Каждый раз, когда проливается кровь, на место преступления стекаются любопытные, посмотреть. Лорд Латимор берет шиллинг за вход, – объясняет Люси.

Вид особняка Латиморов вместе с этим ужасным туризмом с новой силой пробуждает панику, накрывшую меня прошлым вечером, сжимая горло.

Трясущимися руками я достаю из сумочки ингалятор, который Люси каждый раз недоуменно рассматривает, но когда я подношу его ко рту, ничего не происходит.

«Нет, нет, нет! – мысленно стону я. – Он не мог закончиться!»

Я не могу остаться в 1816 году без ингалятора!

Люси замечает, что я начинаю задыхаться, и принимается торопливо размахивать веером в сантиметре от моего лица.

– Делайте длинные вдохи, – велит она. – Вдох: раз, два, три. Выдох: раз, два, три.

Когда мы проезжаем мимо очереди любопытных, я наконец могу нормально дышать и вижу двух парней, которые выходят из дома, и оба размахивают корзинами с лоскутками ткани.

– Бинты! Бинты мумии всего по четыре пенса за штуку! – выкрикивает один.

– Последние кусочки! Купите настоящие бинты, в которые было завернуто тело похищенной девушки!

– Латиморы продают бинты, которые были на Эмили? – в ужасе переспрашиваю я. – Но это же вещественные доказательства! Нельзя продавать улики как сувениры! Это же не магниты на холодильник!

Но вскоре я понимаю, что то, что для меня – преступление, для остальных просто развлечение.

И наиболее четко я это осознаю, когда мы приезжаем в Ладгейт, в магазин Джона Фейрберна, известного печатника, у которого я решила купить карту города – раз уж карты «Гугл» не работают.

В магазине множество брошюр и альманахов – четырехстраничных буклетов, где подробно описаны все самые жуткие преступления в городе, а также приведены отчеты патрулей.

Стоит ли говорить, что рассказ о мумии с Оксфорд-стрит разлетается как горячие пирожки.

– Я возьму еще и рассказ, пожалуйста, – говорю я продавцу, который уже упаковывает мою карту в картонный тубус.

– Леди Ребекка, вы уверены? – спрашивает Люси. – Вы не должны снова беспокоиться об этом происшествии.

– Мне необходимо все узнать.

– Шесть пенсов. Если вас интересует подобное, у нас есть еще пара копий про служанку-отравительницу, – сообщает мне продавец.

Я вежливо отказываюсь и, как только прихожу домой, раскрываю брошюру.

На второй странице напечатано жуткое изображение группы инспекторов, разглядывающих тело мумии без бинтов.

На третьей странице отчет коронера, осмотревшего тело в подвале таверны в Сент-Панкрасе, где располагался морг: «На теле жертвы, на горле, была обнаружена длинная глубокая рана. Судя по чистоте пореза, предполагается, что он был нанесен сзади ножом, кинжалом или иным орудием с острым лезвием, что привело к смерти от кровопотери. Впоследствии тело было вымыто, выпотрошено и подвергнуто процедуре бальзамирования в мышьяке».

На четвертой странице рассказывается искаженная версия сплетни о побеге Эмили с офицером Бенджамином Харлоу, который теперь разыскивается за убийство.

Я прячу брошюру вместе со своими вещами из двадцать первого века и спускаюсь на ужин, хотя у меня совершенно нет аппетита – что изумляет всех остальных.

Чуть позже Люси собирается в «Кроникл», забрать мой гонорар за вторую часть «Загадки писаря», которую я попросила отнести в газету, как только Нокс мне ее вернул. Вечером, помогая мне подготовиться ко сну, Люси сообщает, что Торп хочет меня видеть.

– Зачем?

– Он хочет поговорить с вами, завтра днем, если это возможно.

– О чем?

– Не имею представления, леди Ребекка. Больше он ничего не сказал.

Четверг, 23 мая, 1816 год

14

Воспользовавшись тем, что дядя днем уснул, тетушка отправилась на собрание своего благотворительного комитета, а Арчи поехал в конюшни, осмотреть своих чистокровных скакунов, я, переодевшись, вместе с Люси направляюсь в «Кроникл».

Взяв у Люси один из ее нарядов горничной, я убрала волосы под шляпку, и мы пошли к директору газеты на Флит-стрит, обходя все модные улицы.

Пока мы ждем, когда Торп нас примет, со швейцаром разговаривает молодой человек, запыхавшийся и нервный. Что он говорит, я не знаю, но он будто о чем-то умоляет. Костюм у него элегантный, но весь грязный и помятый, точно он несколько дней назад был на вечеринке и с тех пор не переодевался.

Симпатичный, но не красавец, хотя уж точно лучше среднего, но неопрятная борода и плохо уложенные волосы не позволяют определить возраст.

Он настаивает на срочной встрече с Торпом, потому что пробудет в Лондоне всего одну ночь. Когда спрашивают его имя, он называется просто «другом», поэтому швейцар снова качает головой и просит его уйти.

– Я напишу свой адрес, передайте ему. Вы найдете меня здесь, но завтра на рассвете я уеду, – произносит молодой человек, протягивая руку к чернильнице. Я замечаю, что он левша, как и я, и поэтому он мне сразу нравится: чернильница во всех письменных наборах расположена справа, из-за этого чернила