Шрам - Эмили Макинтайр

Дергаю за ручку, распахиваю деревянную дверь, оглядываюсь по сторонам. Но встречаю лишь тишину. В помещении царит полумрак; единственным источником света служат лишь небольшие железные бра.

С глубоким вздохом я заправляю за ухо выбившийся черный локон, выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь. Неизвестность щекочет мне нервы. Но не успеваю я сделать и двух шагов, как из тени появляется фигура и встает прямо передо мной.

– Ой! – вскрикиваю я от испуга.

Держа руки в карманах, на меня внимательно смотрит Тристан; его взгляд тяжелый, точно камень.

– Ты напугал меня. – Я облизываю пересохшие губы и тут же отступаю к закрытой двери, пряча кинжал за спину. – Ч-что ты здесь делаешь?

Вздернув подбородок, он приближается:

– Что ты там прячешь, маленькая лань?

Возмущение закрадывается в самую душу, и я невольно напрягаю плечи:

– Тебя это не касается. Что ты делаешь в моих покоях?

Тристан приподнимает темную бровь.

– В твоих?

– Да, в моих. Или ты видишь здесь других дам?

Он оглядывается по сторонам.

– Нет, не вижу ни одной.

Его оскорбление пронзает мне грудь. Какой же он несносный.

– Видимо, не зря о тебе столько гадостей говорят.

Его поза тотчас меняется, плечи напрягаются. Сама его аура как будто превращается в тьму и опасность.

Удивительно, насколько переменчиво его настроение. Он так быстро переходит от невозмутимости к сварливости – если так можно назвать его состояние, – что у меня волосы поднимаются дыбом, а интуиция требует соблюдать осторожность.

– Может, это и твои покои, но замок все равно мой. А вместе с ним – эти залы, – шипит он, подойдя ко мне так близко, что его дыхание щекочет лицо. – Глупо полагать, что отсутствие у меня титула короля дает тебе право не преклоняться передо мной.

У меня перехватывает дыхание, и слова срываются с языка прежде, чем я успеваю их проглотить:

– Я преклоняюсь перед теми, кто этого заслуживает.

Ухмыляясь, Тристан прижимается ко мне всем своим телом, вызывая прилив жара и разгоняя сердцебиение. Его рука скользит по рукаву халата, оставляя на коже приятные ощущения – и это несмотря на то, что внутри меня кипит отвратительная смесь ненависти и страха перед тем, что он увидит оружие, спрятанное у меня за спиной.

– А я ведь могу заставить, – мурлычет он.

У меня раздуваются ноздри, страх оплетает мой позвоночник, словно розовая лоза, колющая меня шипами в надежде предостеречь.

Но я игнорирую свою интуицию.

– Можешь попробовать.

Его ладонь перемещается по моему плечу, пока не встречается с плотью – от этого прикосновения в животе вспыхивает пожар.

– Твои действия неуместны, – хриплю я.

Его пальцы ласкают ключицы, потом поднимаются и обвивают горло. Большой палец прижимается к подбородку – от этого давления моя голова запрокидывается, и я вынужденно встречаюсь с его нефритово-зелеными глазами.

Сердце от волнения замирает, внизу живота оседает что-то тяжелое.

– Хм… – Его нос прикасается к моей щеке и движется дальше, пока не упирается в ухо. – Полагаю, скоро ты убедишься, что правила приличия меня мало волнуют.

Другой рукой он хватает меня за талию – от тепла его прикосновений, проникающего сквозь тонкий шелк ночного халата, рябит в глазах. Я все крепче сжимаю спрятанные за спиной ножны.

Я бы с ним справилась.

Он потерял бдительность, а это значит, что нож в считанные секунды прорежет его кожу и погрузится в вены.

Только я проделала весь этот путь не для того, чтобы наследить, и не позволю глупым эмоциям затуманить рассудок.

Внезапно по моей голени разливается острая боль. Ноги подкашиваются. Сильными руками Тристан ловит меня и надавливает рукой так, чтобы я опустилась.

Меня распирает от горькой досады, когда колени болезненно ударяются о блестящий кафельный пол, а кинжал со звоном падает на пол.

Глаза Тристана перемещаются на оружие.

– Любопытно, – качает он головой.

В груди полыхает ярость; от раздражения я скрежещу зубами.

– Такой вид мне нравится больше, – воркует он, глядя на меня сверху вниз. – На коленях, с вздымающейся грудью, раскрасневшимся лицом и глазами, обращенными к своему повелителю. – Он тянется вниз, хватает пальцами мой подбородок и рывком поднимает голову вверх – так, что мышцы на шее болезненно натягиваются. – Пусть это послужит тебе уроком, маленькая лань. Не забывай свое место.

– И где же оно? – с трудом выдавливаю я, пока тело сотрясается от бурлящего в жилах гнева.

Он усмехается с таким зловещим удовольствием, что по моим внутренностям, словно тысяча пауков, расползается ужас:

– Возле моих ног.

Глава 9

ТРИСТАН

Я сижу, уставившись на огромный письменный стол брата. Курю, выпуская в воздух клубы сигаретного дыма.

Ксандер и Майкл обсуждают похороны сэра Реджинальда – вернее, вопрос их целесообразности. И как бы меня ни бесили эти два идиота, уж лучше быть здесь и разнюхивать их планы, чем оставаться в неведении.

Интересно, какова была бы их реакция, узнай они, что это моя рука отделила плоть Реджинальда от кости? Что это меня он молил о спасении, как будто я сам Бог, дарующий милосердие. Хотел бы я сказать им, что старый добрый Реджинальд, оказавшись без поддержки членов Совета, не проявлял такой храбрости и что он мочился на грязный цементный пол, пока я зажигал спичку за спичкой и наносил на его кожу живописные шрамы.

– Сир, пришла пора менять правила игры, – призывает Ксандер.

Со стоном Майкл ударяет кулаком по столу:

– Я не желаю ничего менять, Ксандер. Я хочу найти грязную шлюху, которая посмела явиться в мой замок, бросить мне под ноги голову человека, плюнуть, а потом непонятным образом исчезнуть из темниц!

Меня забавляет это зрелище – ярость, пылающая на щеках Майкла. Тотчас проносится мысль о леди Битро. Интересно, сколько понадобится огня, чтобы почувствовать жар ее плоти?

– Если все пустить на самотек, – продолжает Ксандер, – настроения в обществе кардинально изменятся. Сир, нам придется сменить курс. Найти отвлекающий маневр.

С усмешкой на устах я забрасываю ногу на ногу.

Брат, приглаживая ладонью волосы, поворачивается в мою сторону:

– Что смешного?

Я пожимаю плечами, стряхивая пепел на дорогой ковер под ногами, и с ленивой улыбкой откидываюсь на подушки:

– Нет-нет, ничего. Не смею вам мешать, господа.

– Ты уже помешал, – огрызается Майкл. – Что ты вообще здесь делаешь? Внезапно озаботился положением дел в королевстве?

В ответ на его саркастический тон я улыбаюсь, сдерживая желание доказать обратное, продемонстрировать, что на самом-то деле судьба монархии заботила меня всегда.

– Оказываю моральную поддержку. На тебя столько всего навалилось! Как ты справляешься, брат? Выглядишь бледным. – Я наклоняюсь, поднимая брови к линии волос: – Та женщина, случаем, не напугала тебя, а?

– Переходите к делу, Тристан, если таковое имеется, – сердится Ксандер.

Я прокручиваю кольцо на пальце – бриллиантовые глаза льва сверкают при каждом обороте.

– Да я уже все сказал. Я просто пришел поддержать родственника.

– Тристан.

– Ксандер, – отвечаю я, растягивая гласные.

– Я, конечно, понимаю, что вам вдруг захотелось поучаствовать, но, знаете ли, играть роль послушного принца уже поздновато.

Он окидывает меня взглядом, как будто само мое присутствие для него оскорбительно. Впрочем, такое возможно.

Где-то в груди свербит что-то тягостное, и моя улыбка тут же сходит на нет:

– Мне незачем играть. Я Его Королевское Высочество Тристан Фааса, второй сын покойного короля Майкла II, хочешь ты того или нет.

Я встаю, пересекаю комнату и оказываюсь прямо перед Ксандером, возвышаясь над его невысоким нескладным телом. Тот разглядывает меня сквозь нелепые очки в роговой оправе. Глядя на него сверху вниз, я подношу самокрутку к губам и затягиваюсь, вчитываясь в каждую неуклюжую черту его лица и изучая каждую капельку пота, проступившую на лбу. А потом выпускаю струю дыма так, что она покрывает его лицо, вызывая приступ кашля.

– Я понимаю, что ты очень важный человек, Александр, – шепчу я. – Стоишь здесь, слушаешь нового короля, как и слушал предыдущего, и думаешь, будто ты вне упреков. – Я хватаю его за плечо – теперь горящий кончик свернутой бумаги оказывается рядом с его шеей. Как же хочется прижать самокрутку к его коже и послушать шипящие звуки, но я себя сдерживаю. – На будущее запомни две истины. Первая: моя кровь чище твоей,