Сладкий - Маша Ловыгина

ты к человеку пристал? Не видишь, он же на волоске от смерти оказался. До разговоров ли ему сейчас? – Ермоленко стоял у двери и придерживал рычащего черного пса. – Ты, Столетов, выдохни немного. Сейчас машина придет, а там разберемся, что за прыщ тут вскочил и что с ним делать, по всем правилам!

Егор поднял голову. Тот, кто сидел напротив, тоже.

– Вы... – хрипло произнес Егор и вытер выступившую испарину на лбу. – Как же... так?

Перекошенное и полное ненависти лицо он видел не совсем четко из-за сильного головокружения и мелькающих в воздухе красных мушек. Но глаза мужчины, темные и колючие, узнал сразу, как только увидел. Егор прижал к груди полотенце, которое сорвал с веревки у печки, и смог только выдавить:

– За что?

– За что? – сплюнул мужчина и тут же дернулся, зашипел, когда Михалыч махнул кулаком перед его носом. – Давно надо было от тебя избавиться. Говорил я ей, а она: подожди, не лезь... Дура! Как есть, дура! Вся в мать.

Егор наморщил лоб, пытаясь вспомнить его имя. Они так мало говорили с Юлей о ее семье, что сейчас он боялся ошибиться. Да, собственно, какая теперь разница?..

– Василий... Борисович... – пробормотал он и осекся. Егор совершенно не понимал, что он должен сказать или спросить. Он чувствовал ледяную волну ненависти, исходящую от этого человека, но это мог быть и морозный воздух, свободно наполнявший комнату через разбитое окно. Что тоже сейчас не имело никакого значения... – Это Юля попросила вас? – Егор задал вопрос будничным голосом, словно ответ не особо его интересовал.

– Думаешь, самый умный? – снова сплюнул отец его жены. – Наигрался девкой, а потом бросить решил? С голой задницей обратно отправить? Не-ет, не получится у тебя! Уж лучше богатой вдовой жить! И всем бы было сытно.

– Господи, о чем вы?.. – Егор закрыл глаза и сглотнул, морщась от подступающей тошноты и слабости.

– А ты тут второй месяц ошиваешься от большой к ней любви? За идиотов нас держишь? Кинуть решил, чистоплюй хренов? Девку увел из дома, мозги ей запудрил, а потом в кусты, да? Нет, ничего у тебя не получится, гнида!

Егор мог бы рассказать ему о том, что Юля никогда не была глупой овечкой, но он и сам чувствовал себя виноватым в том, что произошло. Ему следовало вовремя понять, что с Юлей его ничего не связывает, что они абсолютно чужие друг другу люди, и нет и не было между ними никакого понимания и тепла. Но ведь это вовсе не значило, что он должен был заплатить за свою ошибку жизнью.

– Погоди-ка, – влез Михалыч, – это что же получается, он, – палец уткнулся в висок сидящего, – тесть твой?

Егор поежился и кивнул. Странное дело – называть родственником совершенно незнакомого человека, к тому же решившего застрелить его будто дикого злобного волка. И за что? За желание разобраться в собственных отношениях и, да, возможно, за развод. Миллионы людей сходятся и расходятся, начинают новую жизнь. Да и прожили-то они с Юлей всего ничего, даже детей не нажили.

«Слава богу...» – пронеслось в голове у Егора и холодной волной пробежалось по позвоночнику.

– Я бы оставил ей деньги и квартиру, – сказал он еле слышно.

– Квартиру, – осклабился мужик. – Да не нужны ей эти копейки. Ты ей все должен отдать. И по страховке еще... – он запнулся, а Егор заметил, как мелко-мелко затряслись его руки.

Страховка... Его окатило липкой гадливой волной. Полгода назад Димка предложил оформить страхование жизни через контору своего знакомого в качестве поддержки и взаимосотрудничества с клиникой. В этом не было ничего странного, кроме, пожалуй, круглой суммы с шестью нулями, взносы за которую они уже вполне могли себе позволить. Жизнь – сложная штука, и никогда не знаешь, как оно сложится... А Егор всегда думал о тех, кто был рядом. И о Юле тоже.

Да, ей бы очень пошло быть богатой вдовой. Это бы открыло перед ней гораздо больше возможностей нежели перед бывшей женой владельца клиники. Получается, что и друг его был в этом замешан?..

В это Егор почему-то никак не мог поверить. И именно сейчас, глядя в простоватое, лишенное малейшей привлекательности лицо своего тестя, он пытался вспомнить свою жизнь с Юлей, но ничего яркого и запоминающегося перед глазами не вставало. Будто пыльная завеса скрывала все его чувства и эмоции. И все же, он не желал ей зла. Так почему же ее отец пошел на преступление и не побоялся выстрелить в живого человека?..

Прижав руки к груди, Варвара, не отрываясь, смотрела на приехавшего следователя. В этот момент ей хотелось прижаться к Егору, но ее то и дело просили то прочитать, то подписать, то вспомнить... Ей не составило труда рассказать о том, что произошло в Прохоровке. Ее совершенно не стесняли вопросы о том, почему она оказалась в доме Столетова, и почему осталась там на ночь. И было бы странно, если бы она испытывала стыд, ведь все, что открылось перед ней сейчас, выглядело гораздо страшнее и непонятнее.

Оказывается, можно стать мишенью просто так, потому что перестаешь соответствовать чьим-то ожиданиям, стремишься что-то изменить в своей жизни ради спасения от разочарования и боли. Егор казался растерянным и разбитым, и теперь она понимала его. За то время, которое они провели до приезда следователя, Столетов успел о многом рассказать ей. О своих родителях, о работе, о жене... О ней он говорил сухо, постоянно замолкая и жмуря покрасневшие глаза. И Варвара чувствовала, как нелегко ему было делиться с ней своими признаниями.

– Нам просто не повезло, Егор, – сказала она, сжимая его руку. – Не повезло встретиться чуть-чуть раньше. Быть может, если бы я не уехала в Москву, мы бы... – она глубоко вздохнула и заморгала, стараясь не расплакаться. – Прости. Сейчас я подумала о том, что тогда бы мы точно не встретились. Я бы не поехала в эту придуманную командировку, а ты бы...

– А я бы не оказался в Прохоровке... – согласился он.

Варвара следила за тем, как следователь что-то быстро пишет в своей папке и думала о том, как же порой жизнь тасует людские судьбы.

– А вы знали, что ваш тесть, Чертенков Василий Борисович, находился в местах лишения свободы? – спросил следователь.

Егор вздрогнул, и