Сладкий - Маша Ловыгина

на это внимание. Он улыбался, потому что перед его глазами все еще была Варвара. Она тоже улыбалась и говорила ему: «А у меня вся спина в иголках... Колючие!»

– ...Столетов, туды-растуды! – Ермоленко присел перед ним на корточки. – Ты как? Хреново тебе? Тебя я уже не дотащу! А Варьку-то я нашел! Представляешь, в сугробе! Лежала там, понимаешь... под окошком... Дурная девка, но толковая. Наверное, спрятаться хотела. Как думаешь? Ладно, посмотрим, кто это у нас там такой... Сволочь! Это ж... – он потряс кулаком. – Почитай, голыми руками преступника задержали! Может теперь и грамоту дадут, а? Как думаешь?

Он помог Егору подняться. Вместе они вошли в комнату. Столетов снова сполз по печке и вытянул ослабевшие ноги. Фонарь стоял на столе, освещая половину пространства, по которому туда-сюда вышагивал Михалыч. Человек в темном комбинезоне сидел на лавке и покачивался из стороны в сторону, придерживая согнутую в локте руку.

– Ты ему что, граблю сломал? – поинтересовался Ермоленко, с интересом рассматривая скрюченную фигуру.

– Вот еще, – усмехнулся Михалыч. – Это он сам, когда ласточкой вниз нырнул. Лучше бы, конечно, головой в дыру. Я бы и доставать не стал... Эй, хозяин, ты как? – обратился он к Егору.

Столетов мотнул головой и вяло подумал, что если бы ружье было заряжено пулями, а не дробью, то, пожалуй, все сложилось бы гораздо хуже. И хорошо, что он тогда на зайца пошел, а не на кабана.

– Знаешь его? – Михалыч схватил человека за волосы на затылке и приподнял его голову.

Егор медленно выдохнул. Во рту пересохло, и страшно хотелось пить.

– Я не уверен... Но, кажется... – Столетов пригляделся, а затем кивнул, совершенно сбитый с толку и пораженный узнаванием. – Да...

О женщине с опытом и зелье недопитом...

В доме Варвару размазало и повело, да так, что она кулем повалилась у самого порога, не успев ухватиться ни за угол, ни за бабку Любу. Вместе с ней упала связка сухоцвета, висевшая под притолокой, словно только того и ждала, чтобы обсыпать Варину голову желтыми колючками.

– Что это... – пробормотала Варя, разглядывая пыльный шарик.

– Репей! – Люба шмыгнула носом, покачала головой и ухватилась за ее плечи. – Вставай, доченька! Ой-ей, белая вся!

– Репей? – переспросила Варя и закрыла глаза. – Почему?..

Еще буквально пять минут назад, когда они стояли внизу у озера, Варвара была готова взорваться. Она и пыталась сделать это – заставить Любу признаться. В чем? Сама не знала, но явственно ощущала, что женщине известно гораздо больше, чем она об этом говорила. А еще Варвару раздирало желание вернуться в Прохоровку, и осознание собственной слабости изводило ее пуще бегающих глаз бабки Любы.

«За что? Почему?» – хотелось прокричать ей в лицо этой, в общем-то, приятной женщине, от которой она не видела ничего плохого до всего случившегося. Вернее было бы сказать – до внезапно открывшихся фактов, которые она поняла из их разговора с Ермоленко.

И сейчас в доме, все, что ей удалось – это упасть на пороге и тупо разглядывать сухой репей. Варвару неукротимо клонило в сон, но в то же время, вырывало из него болью и отчаянием. Ведь оставив Столетова, она оставила и частицу себя рядом с ним. Да какую частицу! – она до сих пор еще находилась там вся целиком, пытаясь спасти его от неминуемой смерти. И если в эту минуту с ним случится что-то страшное, пережить это она уже не сможет.

– Ой, милая, понесло тебя по кочкам да по стежкам...

Варвара почувствовала, как воздух вокруг нее стал сгущаться, и голос Любы послышался уже будто издалека. Остро-пряно запахло шалфеем и мятой. Сухие репьи, точно живые, покатились по деревянным половицам. Ее веки отяжелели, а из груди вырвался надсадный стон.

– ...выливаю испуги, переполохи за пороги...

Сухая теплая ладонь коснулась ее щеки.

– ...Соседушко, батюшко, иди-ко к нам...

Варвара что-то промычала и стиснула зубы. Ее затрясло, руки-ноги стянуло на мгновение, а потом резко отпустило. Она приоткрыла глаза и увидела сидящего посреди комнаты черного кота. Желтые глаза его светились. Кот поднялся и пошел прямо на нее, приговаривая:

– На море на Окияне, на острове на Буяне, стоит вострой кол от земли до неба. Как на том колу вода не держится, так и на рабе божьей Варваре ни хвороба, ни испуг чтоб не держался...

Варвара зажмурилась и почувствовала у своих губ край какой-то посуды. Сквозь ноздри внутрь нее проник полынный запах и потек по венам, отчего тело стало легким и будто совсем невесомым. Горькая вода смочила губы и наполнила рот. Сглотнув, Варя всхлипнула и оттолкнула державшую посуду руку. Из глаз ее потекли горячие полынные слезы.

Она очнулась и поняла, что лежит на узкой кровати, укрытая одеялом до самого подбородка. Повернув голову, Варя увидела бабку Любу, а перед ней небольшую икону. Женщина три раза перекрестилась и кивнула:

– Очнулась? Хорошо.

За окнами светлело.

– Как я... А где?.. – хрипло прошептала Варвара.

– Что где? Запамятовала? У меня дома.

Варвара пошевелила ступнями. По телу разлилось сонное тепло. Еще совсем недавно она чувствовала тяжесть на своих ногах и точно знала, что это был черный кот. И во сне Варя боялась пошевелиться, чтобы не согнать его, потому что все это время он мурлыкал и тем самым убаюкивал ее.

– Кот здесь был... – пробормотала она и, выпростав руки, потерла виски.

– Кот? – удивилась Люба. – Нет у меня никакого кота.

Варвара сглотнула сухой ком в горле и прислушалась к себе. Она должна была ощущать горечь от бабкиного зелья, но испытывала лишь жажду.

– Сейчас чай будем пить. С малиной, – сказала хозяйка и коротко зевнула, прикрыв рот ладошкой.

– Я не понимаю... – Варвара завозилась, села и потерла грудь. Ее еще саднило, но кости уже не болели так, как это было еще совсем недавно. Она даже посильнее прижала ладонь, но тут же вскинулась и ахнула: – Егор! Господи... Я тут сплю, а он... Мне надо срочно... – откинув одеяло, Варвара слезла с кровати.

– На Огненном он, – сказала Люба и указала на стол. – Иди чаевничать. Поговорить нам с тобой надо.

– О чем? – хмуро усмехнулась Варвара. – О черном монахе? Считайте, что я его видела. И даже за ноги