Сладкий - Маша Ловыгина

промычала она, отмахиваясь от мужской ладони. Затем с трудом разомкнула ресницы и, разогнув колени, попыталась встать на ноги.

Но как оказалось, она уже стояла, повиснув на плече мужчины, который пытался сдвинуть ее с места.

– Пойдем, милая! Я уже по рации сообщил о том, что здесь происходит! Сейчас машину с материка пришлют! Ох, да кабы мы знали, что тут у вас... Кабы...

«Если бы, да кабы, да во рту росли грибы...» – промурлыкал в Вариной голове детский голосок, а сама Варя опять издала непонятный звук, больше похожий на писк мыши.

– Ой, мать-перемать, как тебя! Не уберегли! – Ермоленко распахнул куртку и прижал Варю к своей груди.

На нее пахнуло теплом и незнакомым мужским запахом. Клацнув зубами, Варвара задергалась, стала вырываться, но лишь потому, что запах этот был чужой. Совсем не тот, который она помнила и рядом с которым хотела находиться.

– Ег... Ег... – Взбрыкнув, словно марионетка, она попыталась сделать хотя бы один нормальный шаг в сторону темнеющей избы.

– Нет, Варюха, не сейчас... Сейчас я тебя на Сладкий отвезу. К Любе! Она тебя живо на ноги поставит! Ты, главное, это, ну... – Ей показалось, что Ермоленко всхлипнул. – Ну, в общем... потом все!

Ермоленко поволок ее, будто куль с мукой, и силы в нем было достаточно, чтобы она не могла от него отбиться. За это время он успел выдернуть руки из рукавов и напялить свою куртку на Варю. Сам он остался в толстом свитере и жилете.

– Синяя вся! – охал он. – Вот ведь засада какая! Это ж что теперь будет? Достанется нам от начальства-то... Ой-ёй!

Варвара цеплялась за его плечи и пыталась заглянуть в его лицо, чтобы поймать его взгляд. Но лицо Ермоленко расплывалось и разваливалось на части, как если бы перед их встречей Варвара выпила пол-литра спиртного на пустой желудок. К тому же, она совершенно ничего не понимала из всех этих междометий и бормотания и абсолютно не была настроена покидать Прохоровку. Это решение так прочно засело в ее мозгу, что даже в бредовом состоянии она умудрялась помнить о нем.

– Егор... – наконец выговорила она, и Ермоленко, уставившись в ее расширенные безумные глаза, мелко затряс головой.

– Сейчас машина приедет. Все путем будет, Варюха! Живой он! Успел сказать, что ты в доме. Я туда-сюда, нет! А потом нашел! Нашел тебя, представляешь!

Варвара могла бы поклясться, что Ермоленко испытывал настоящую радость. Странно, учитывая, что он-то больше всех отговаривал ее от встреч с Егором и вообще, от какой-либо движухи. Может, это радость на тему «А я же говорил?». Тогда да, действительно, имеет смысл порадоваться.

– Правильно говорят, что бабы дуры, не потому что они бабы, а потому что дуры! – пыхтел Ермоленко, явно имея в виду ее поведение.

Она могла бы ему рассказать, почему оказалась лежащей в снегу, и о том, что произошло ночью, но сейчас самым главным для нее стало то, что Егор жив.

– Я. Хочу. К. Нему... – выдавила из себя Варвара.

– Не до тебя ему, Варюха! Но обещаю, вот те крест, – Ермоленко перекрестился, – что все как-то... С материка сейчас машина придет. И врач с Огненного. Порешаем! – Он помог ей взобраться на снегоход. – Сядай давай! С тобой уж опосля все...

– А где... мне надо туда... – Варя сползла с сидения и упала на колени в снег, не выдержав собственного веса. – Он... черный... стрелял...

Ермоленко взвалил ее обратно, усадил перед собой и завел мотор.

– Что же ты упрямая такая? Говорю же, потом все! Верь мне, Варюха! Хотя бы сейчас...

Варвару мотнуло. Она попробовала повернуть голову, но в шее что-то скрипнуло и прострелило болью. Стиснув онемевшие челюсти, она осела, сдалась. И теперь просто тупо смотрела вперед, прислушиваясь к возгласам Ермоленко над своим ухом.

Бабка Люба ждала их на мостках. В руке у нее был рыбацкий фонарь, и Ермоленко направил снегоход прямиком на его свет.

– Люба, принимай! Промерзла наша девка насквозь. А Столетов ранен! Ничего не спрашивай! Черт-те-что творится... Ты пока ею займись, а я обратно. С Огненного врач сейчас приедет. – Ермоленко крякнул и тяжело вздохнул: – И с материка участковый. Пока то, да се... Эх, полетят наши головушки!

– А я тебе говорила! – В свете фонаря лицо Любы казалось совсем белым. – Но вам бы все похахалиться! Тьфу! – сплюнула она и прихватила Варю за плечи. – Пойдем, касатушка! Эй, Гришка, – крикнула она Ермоленко, когда тот уже завел мотор, – хвост себе не отморозь! А лучше бы, отморозил!

Тот махнул рукой, и снегоход с ревом отправился обратно.

Варя обернулась и увидела вдалеке розовеющее зарево. Баня догорала. Мысли об Егоре сплелись в один тугой кровоточащий клубок, а вместе с ними Варвару стали терзать странные сомнения. Ведь то, что она успела услышать от Ермоленко, никак не хотело складываться хоть в какую-то удобоваримую версию. И сейчас, стоя рядом с Любой, она стала бояться еще больше – ведь получается, что ведунья-травница тоже каким-то образом оказалась замешана в этом деле... Но поверить в это было просто невозможно! Все это не было похоже на розыгрыш, потому что и выстрел, и ружье, и, главное, кровь, были настоящими! Как и тот человек в черном, которого она безуспешно пыталась удержать до приезда Ермоленко.

– Как пожар-то занялся, сразу с вышки сообщили, – пояснила Люба, когда они поднимались к дому. – Гришкина смена сегодня. Он мне в окошко стукнул, сказал, да и поехал.

Варвару передернуло, когда рука Любы коснулась ее руки.

– С начальником охраны они, – добавила женщина и, помолчав, с надрывом спросила: – А что с Егором-то, а?

Варвара ощутила, как закололо затылок, пальцы рук и ног.

– Это вы у нас ясновидящая! – зло прокаркала она и потерла ушибленную грудину. – Вот вы мне и скажите!

Может и грамоту дадут...

Егор очнулся внезапно, когда по телу прошла мощная судорога, а рот жадно приоткрылся, втягивая в себя холодный воздух.

«Варя!» – взорвалось в мозгу и сильнейшей болью отозвалось в груди.

Столетов еще раз резко дернулся, заставляя себя перевернуться на спину. Рану пекло, дыхание стало рваным, голова раскалывалась, будто по ней били молотком. Он застонал и закашлялся, подавившись собственной кровью. Скорее всего, во время падения оказался прикушен