Дело смерти (ЛП) - Халле Карина

Эта мысль страшнее смерти.

Перезагрузка.

Все перестанет существовать. Какая-то другая я, отделенная от той, которую я знала, продолжит жить, и то же самое произойдет снова.

И снова.

И снова.

Они несут меня по узкому коридору. Здесь нет света, кроме лампы посередине туннеля. Она мерцает. Стены земляные. Я ожидала чего-то более больничного вида, но, возможно, это их следующий этап реконструкции.

Наконец, они втаскивают меня через дверь в узкий лестничный пролет.

Мы попадаем в операционную.

Я пытаюсь осмотреться, но не могу ничего разглядеть, не двигая головой. Меня кладут на один из трех столов в центре. Кажется, я различаю Клэйтона в углу, но не уверена, он это или нет.

Теперь я смотрю на ослепляющий свет над головой.

— Не волнуйся, Сид, — говорит Эверли, нависая надо мной с фальшивой улыбкой. — Когда все закончится, ты будешь как новенькая. Вся боль, которую ты испытываешь сейчас? Ее больше не будет. Она сотрется. Ничего из этого не будет существовать. Разве это не чудесно?

Но я не хочу ничего стирать. Я не хочу стирать ничего из этого.

— Может, стоит привязать ее? — спрашивает Майкл, надевая хирургическую маску.

Эверли исчезает, и я слышу звук текущей воды.

— Если хочешь. Дэвид дал ей много этого чая, да?

— Она не сможет двигаться, — раздается голос Дэвида, и я понимаю, что он тоже в комнате.

Я чувствую, как все больше погружаюсь в стол.

Не знаю, что делать.

Не знаю, как выбраться отсюда.

Не знаю, как освободиться.

— Нам следует ввести ее в наркоз, — говорит Майкл, неожиданно проявляя здравый смысл.

— Нельзя, — отвечает Эверли. — Слишком опасно с тем, что она уже приняла. Придется оперировать ее в таком состоянии.

Нет. Боже, кто-нибудь, помогите мне.

— То, что она под седативными, не значит, что она не чувствует боли, — грубо говорит Майкл.

— Ну надо же, дорогой муженек. Наконец-то у тебя проснулась совесть. Это была темная ночь твоей души?

— Это просто немного бесчеловечно.

— Ты мог давно обзавестись моралью, но не сделал этого. Теперь уже поздно. Передай мне бритвы. У нас нет времени делать это как подобает.

— Если ты побреешь ей волосы, она узнает. Именно поэтому Сидни никогда ничего не замечала. Не было ни шрамов, ни следов.

— Ну, есть там одна отметина на затылке, но я уверена, она думала, что это родинка или прыщ. В этом прелесть затылка. Если у тебя есть волосы, ты не знаешь, что там происходит.

Я вспоминаю небольшую шишку на затылке. Думала, что это какая-то родинка, хотя она была немного чешуйчатой. Это там они вскрывали меня?

— Бритвы, пожалуйста, — раздраженно говорит Эверли. — Это будет небольшой разрез. Она едва заметит. Потом мы можем начать сверлить.

О боже. О боже.

Я слышу, как включаются бритвы.

Кричу себе, чтобы двигаться.

Кричу в мицелий в своем мозгу, чтобы он что-то сделал, преодолел действие седативных.

Но ничего не происходит.

Только едва функционирующий мозг.

Никакой гениальности. Никакого плана.

Затем я слышу, как открывается дверь в лабораторию.

Эверли ахает.

— Уэс, — натянуто говорит Майкл. — Тебя привел Родерик?

Мое сердце сжимается в груди.

Уэс! Он здесь. Он жив.

Облегчение разливается во мне, придавая сил.

— Я увидел Родерика, когда он пытался захватить мою яхту, — слышу я голос Уэса в конце комнаты. Я хотела бы иметь достаточно сил, чтобы повернуть голову, чтобы увидеть его.

— Стой, где стоишь, — говорит Дэвид. Я слышу металлический звук, и представляю, что он берет пистолет или какое-то оружие. Почти смеюсь при этой мысли, но затем вижу, как Майкл исчезает из поля зрения, предположительно забирая его.

— Что ты собираешься делать, Майкл? — спрашивает Уэс. — Пристрелишь меня? Пристрелишь, как ты это сделал с Клэйтоном?

— Как будто тебя это волнует, — огрызается Эверли. — Это ты хотел отправить его домой. Все ради того, чтобы твоя маленькая возлюбленная чувствовала себя лучше. Жалкое зрелище.

— Да, я хотел отправить его домой, — твердо говорит Уэс. — Но я не хотел, чтобы он умер. Я не хотел, чтобы он стал следующим экспериментом. Ты обещала мне, что это прекратится после Сидни.

— Тогда хорошо, что ты не руководишь программой, — говорит Майкл. — Только анализ, никакого прогресса.

— Никакой смерти. Чистая совесть. Никакой перезагрузки, — заявляет Уэс.

— Забавно, — говорит Эверли, — потому что Сидни думает, что ты пытался ее убить.

— Ты знаешь, что это не так, — тихо говорит он. — Ты видела записи. У меня до сих пор есть эти записи.

Слава богу! Слава богу!

— Сейчас легко подделать что угодно, — размышляет она, глядя на меня сверху вниз, ее глаза блестят под очками. — Мне жаль, что твои последние моменты были такими, Сид. Узнать, что твой бывший возлюбленный убил тебя прямо перед тем, как у тебя сотрут воспоминания. И что еще хуже, твой бывший возлюбленный тоже будет убит. Или, может, нет. Может, ему придется остаться и наблюдать, как ты начинаешь все сначала, не помня, кто он такой.

— Я найду ее снова, независимо от того, какую жизнь она начнет, — рычит Уэс, и мое сердце замирает в груди, словно пытаясь вернуться к нему.

Эверли кривится.

— Но это так грустно. Видеть, как ты продолжаешь умирать? Ну что ж.

— Так ты хочешь застрелить меня. Убить. Да? — громко говорит Уэс. В его голосе звучит тон, от которого мои нервы трепещут. Это тот голос, который он использует, когда хочет заставить кого-то почувствовать себя идиотом. Только люди в академических кругах знают, что это такое.

— Нам не обязательно это делать, — говорит Эверли. — Я уверена, Майкл не против, но я же хочу снова подвергнуть тебя аду. Просто ради забавы.

— И что это значит? — спрашивает он.

— Это значит, чтобы ты держался подальше от нас, пока мы оперируем Сидни, — она резко кивает на Майкла с мрачным выражением лица.

— Может, ты хотя бы объяснишь, что вы делаете? — спрашивает Уэс. Снова этот тон. Он ведет себя так, будто он перед аудиторией. Как будто он преподает. — Вы убиваете ее?

— Мы не убиваем ее, — резко говорит Эверли. — Мы просто перестраиваем ее мозг. Чем меньше она знает о том, что происходит в Мадроне, тем лучше.

— А Клэйтон? — спрашивает Уэс. — Где он?

— Он в другой лаборатории, восстанавливается, — сквозь зубы говорит Эверли, ее нетерпение прорывается наружу.

— Ты убила его?

Майкл фыркает.

— Определи, что значит «убить».

— Я видел, как ты стрелял в него.

— Потому что он сбежал из лаборатории.

Эверли разочарованно вздыхает.

— Уэс, серьезно. Или помогай с операцией, или убирайся отсюда. Ты отвлекаешь меня.

— Так вы используете мицелий, чтобы переделать мозг Сидни. И что потом? Студенты поймут, что она не та же самая. Она не будет их помнить.

— Ну, может, мы сможем вернуть ее на пару дней до этого, — размышляет Эверли. — Тогда она все еще будет их знать, и не будет помнить последние несколько недель. В любом случае, твои студенты — кучка идиотов. Честно говоря, им всем не помешало бы перепрограммирование.

Не знаю, может, это мое сверхчувствительный слух мицелия, но я клянусь, что слышу, как Мунавар вдалеке кричит: «Идиоты?!»

И судя по тому, как Эверли и Майкл резко оборачиваются, думаю, они тоже это слышат.

— Что это было? — слышу я вопрос Дэвида.

— Что это было? — повторяет Уэс. — А, это? Простите, я должен был рассказать. Видите ли, когда я очнулся на лодке, направил «Митрандир» обратно к доку. Затем, вместо того чтобы сразу прийти сюда, я взял свой телефон, Айпад и направился прямо в главный корпус, где разбудил каждого студента и связался с Джанет и Габриэлем.

Надежда поднимается во мне, пытается расцвести.

— Я дал одному из них Айпад на случай, если нас разделят. Включил Bluetooth. Телефон держал при себе. Привел их сюда. Убедился, что телефон записывает, прежде чем положить его в карман. Так что пока вы тут болтали, они слышали каждое ваше слово. Сейчас они все на лестничном пролете. Они настояли на том, чтобы быть свидетелями, на случай если вы сделаете что-то глупое.