Дело смерти (ЛП) - Халле Карина

Я падаю в его объятия.

— О боже. Это было ужасно.

— Ты дрожишь, как осиновый лист, — говорит он, проводя ладонями по моим рукам. — Кожа просто ледяная. Что случилось? — он вытаскивает из моих волос несколько листьев и с изумлением смотрит на них.

— Ты разве не слышал, как я кричала? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— Пойдем внутрь, я приготовлю тебе чай.

Я киваю, и он ведет меня к двери, помогает спуститься по ступенькам. Он хватает плед и накидывает его мне на плечи, затем усаживает на диван.

— Что случилось? — снова спрашивает он, подходя к раковине, наполняя чайник водой. Уютный приглушенный свет и тепло от обогревателя уже заставляют мое сердце биться ровнее, страх отступает. Мне приходится смотреть на свои ногти, на въевшуюся в них грязь, чтобы напомнить себе: то, что произошло, было реальным.

Это же было реально, правда?

Я делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю и начинаю:

— Я проснулась в лесу. Понятия не имею, как там оказалась. Я рано легла спать, после того как собрала вещи для похода, и следующее, что помню, — я лежу на лесной подстилке.

Он замирает.

— Ясно, — ставит чайник на плиту. — И что было потом? Ты сказала, что кричала.

— Я встала, увидела свет от поселения, попыталась найти дорогу, и тут я… — решаю не рассказывать ему о ветре и деревьях, шептавших мое имя. Говоривших, что я дома.

— И? — подталкивает он, зажигая плиту и возвращаясь, чтобы сесть напротив меня, кладет руку мне на колено. — Что?

— Я упала в могилу. В ту самую могилу собаки, которую мы с Лорен обнаружили. Гровера. Она была вся в светящихся грибах. Она была пуста, словно кто-то ее раскопал или… то, что было похоронено, выбралось наружу.

«Если это вообще была собака», — думаю я. Я знаю, что слышала рычание позади себя, но это могло быть что угодно.

Кто угодно.

О боже.

Я смотрю на Кинкейда со страхом.

— Знаю, ты, наверное, думаешь, что я сошла с ума.

— Нет, — говорит он, но хмурится, глубоко вдыхая через нос. — Я просто пытаюсь разобраться с этим шаг за шагом. Первое и самое важное — выяснить, как ты оказалась в лесу.

Я киваю.

— Да. Именно. Так как же это произошло?

— Если бы у меня до сих пор были камеры в твоей комнате, мы могли бы сами это увидеть, — тихо говорит он. Черт, он прав. Может, ему стоит вернуть их. — Но нам остается только строить догадки. У тебя были случаи лунатизма?

— В детстве.

— Прямо как носовые кровотечения, — говорит он, и я киваю. — Еще случалось?

Я вспоминаю, как Амани ударила меня снежком в лицо. Снег порезал меня, или у меня пошла кровь из носа?

— Не уверена.

Он хмурит брови.

— Не уверена?

— Возможно. Меня ударили снежком в лицо. Трудно сказать, порезал ли меня лед или нет.

Он медленно моргает, затем выпрямляется.

— …Что? Снежком?

— Я проснулась среди ночи, и Амани вывела меня на поле, где начался снегопад. Она бросила в меня снежком.

— Когда это произошло? — осторожно спрашивает он.

— Не знаю. Время как будто размыто. Неделю назад?

Его взгляд меняется, серый цвет становится стальным.

— И ты мне не рассказала. Ты же знаешь, что не должна хранить от меня секреты.

Я смеюсь.

— О, как все изменилось. Извини, что не сказала, полагаю, я была отвлечена миллионом других, блядь, вещей, которые происходят и которым у меня нет объяснения.

Он смотрит на меня мгновение, будто что-то обдумывая.

— Это интересно.

— О да, снег в июне и призраки, кидающие в тебя снежки — это действительно интересно.

— Амани не призрак, — отвечает он. — Насколько мне известно, она не умерла. Она была здесь, а потом уехала домой.

— Тогда что? Она мне в галлюцинациях привиделась?

— Да. Это самое логичное объяснение. Как и в прошлый раз, когда ты ее видела.

— Значит, снежок тоже был галлюцинацией?

— Возможно.

— А снег в июне?

— Мы слишком близко к океану для подобных аномалий. На окрестных вершинах? Не исключено, если с севера нагрянет нежданный холодный фронт. Но здесь, внизу? Никогда.

Вот черт.

Значит, я действительно все это выдумала.

Стоп.

Или нет?

— Что случилось с Клэйтоном? — внезапно спрашиваю я.

Его взгляд становится острым.

— О чем ты?

— Ты знаешь, о чем я, — говорю ему. — Сначала он домогается меня, а потом его отправляют домой на гидросамолете.

— Я думал, ты будешь этому рада, — говорит он натянуто.

— Рада? — восклицаю я. — Ты сделал это ради меня?

— Конечно.

Я таращусь на него.

— Ты посадил Клэйтона на гидросамолет и отправил его домой? Ради меня?

— Да.

Я не могу решить, это ужасно романтично или что-то другое.

— И… — начинаю я. — Он ушел по своей воле?

Он кивает.

Но я ему не верю.

Вспоминаю, что Эверли приходила поговорить с ним сегодня утром.

— Эверли знала?

— Она знала, что он доставляет тебе неудобства. Она хотела, чтобы он ушел. Так что я от него избавился.

Избавился.

Точно так же, как они избавились от Амани…

ГЛАВА 22

— Теперь, когда Клэйтона нет, стало лучше, — говорит Кинкейд, поднимаясь и направляясь на кухню. — Он был проблемой. Его вообще не следовало принимать, но иногда Майкл и Эверли жалеют тех, кому меньше повезло, студентов без семьи или денег.

— Таких как я, — говорю я, пока он наливает чай в кружки.

— Нет, — резко отвечает он. — Ты умна. Твои оценки подтверждают это. У тебя есть потенциал. Ты здесь не из жалости.

— В это трудно поверить, когда постоянно всплывают темы о смерти моей бабушки и отца, а также отсутствие у меня денег, — я вспоминаю слова Ника о том, что у меня нет работы, стипендии. Что у меня ничего нет. — В той анкете был пункт, где нужно было перечислить все трудности, через которые мы прошли. Теперь я жалею, что заполнила его.

И мой разум заносит куда-то, разум, которому я больше не могу доверять.

Что на самом деле произошло? Типа, Кинкейд его убил?

Нет.

Но если я начну видеть его в галлюцинациях, как Амани, значит, происходит что-то еще, и виноват в этом не мой мозг.

Кинкейд приносит мне кружку ромашкового чая и садится. Вздыхая, он проводит рукой по лицу, и я бросаю взгляд на латунные часы на стене, понимая, что сейчас два часа ночи. Неудивительно, что он измотан, я разбудила его.

С другой стороны, он одет в обычную одежду, так что, полагаю, он не спал.

— Я знаю, это страшно, Сид. Но все, что ты мне рассказала, неудивительно.

— А как насчет раскопанной могилы? Надеюсь, это неожиданно.

— Так и есть, — медленно говорит он. — Но было темно. Ты не знаешь, на что именно наткнулась.

Я собираюсь возразить, сказать ему, что точно знаю — это была могила. Но, возможно, он прав. Была кромешная тьма. Я могла быть где угодно. Это мог быть обычный холмик земли.

— Но грибы, Эксандеско, — говорю ему. — Я видела, как они светились.

— Они действительно светятся ночью, слабо, особенно когда их тревожат. Но они не так уж редки. Уверен, мы найдем их в походе… — он смотрит на часы. — Через четыре часа.

Я знаю, что сейчас самое время сказать «спасибо за чай и компанию» и вернуться в свою комнату, чтобы попытаться поспать. Но я не ухожу. Я чувствую себя разбитой и неудовлетворенной.

— Тогда как я оказалась в лесу?

— Мое честное мнение — ты лунатила. Как и с носовыми кровотечениями, ты возвращаешься к тому времени, когда была младше. Регрессия — обычное явление в ситуациях сильного стресса. Она также может проявляться в виде галлюцинаций. Мы говорили об этом в начале, о том, связь с Амани в таком изолированном, одиноком месте может заставить наш мозг цепляться за это. И ты сама говорила, что до приезда сюда находилась не в здоровом психическом состоянии.

— Достаточно нездоровом, чтобы видеть галлюцинации?

— Ты говорила мне, что у тебя ничего нет, Сид. Ни дома, ни семьи, ничего. Ты потеряла стипендию, свою учебу. Да. Я думаю, этого достаточно. Этого достаточно, чтобы свести с ума любого, — он делает долгий глоток чая. — Иногда нашему мозгу трудно отпускать. Отпускать события, отпускать места, отпускать людей…