Дело смерти (ЛП) - Халле Карина

— О, — говорит она, приложив руку к груди. — Какое облегчение.

Затем она спешит к стойке регистрации.

Я выдыхаю и смотрю на деревянные балки, слыша шаги и хлопанье дверей наверху. Солнце здесь встает рано, и оно уже светит в окна, подсвечивая пылинки. Мысль о том, чтобы пойти в свою комнату, казалась невозможной прошлой ночью, но при дневном свете, когда студенты начинают просыпаться, я уже не так напугана.

Я встаю и складываю одеяло, беру его с собой наверх на случай, если электричество снова отключится и мне захочется согреться. Останавливаюсь у своей двери, колеблясь. Здесь, наверху, нет окон, и коридор тусклый, хотя звук чьего-то будильника успокаивает меня.

Вставляю ключ и быстро открываю дверь.

Комната выглядит как обычно, одеяло откинуто в сторону. Тот, кто был в моей комнате, ничего не трогал. Тем не менее, я медленно обхожу ее, убеждаясь. Если моя пропавшая футболка с Мисс Пигги появится, как появились мои туфли, это действительно будет означать, что я сошла с ума.

Но я ее не вижу. Подхожу к зеркалу в ванной и смотрю на себя. Мое лицо уже не кажется таким изможденным, как неделю назад, и это хорошо. Я начинаю выглядеть больше похожей на себя, на ту, кем была до приезда в Мадрону.

Я не хочу, чтобы курс изменил меня, независимо от их девиза. Хочу остаться Сидни Деник, даже если она немного сумасшедшая.

У которой, по-видимому, проблемы с призраками.

Это наверняка они, верно? Призраки?

Я точно видела ту женщину в коридоре.

«Но что, если это не так?» — думаю я. Что, если мне показалось? Что, если это была Наташа, и она зашла в свою комнату, а я перепутала? Что, если это Клэйтон зашел в мою комнату и заперся? Что, если никто не запирался, и я просто неправильно дергала за ручку, или, возможно, потому что я оставила ключ в двери, она как-то сама захлопнулась?

А что, если это был Кинкейд?

Я не знаю, что думать, но наиболее логичное объяснение заключается в том, что призрака не было, это была Наташа, и я сама заперла дверь. По крайней мере, это имеет больше смысла. В конце концов, я ударилась головой. Может быть, это отсроченное сотрясение мозга немного помутило мой рассудок.

Я надеваю рваные удобные джинсы и длинную рубашку в клетку, собираю волосы в хвост и решаю прогуляться перед завтраком. Беру с собой пуховик, потому что ночью было холодно, и выхожу на улицу.

Утро все еще яркое, поют птицы, и я даже жалею, что не взяла солнечные очки. Здесь они мне почти не нужны.

Я решаю пойти к лесовозной дороге, чтобы ощутить свежий воздух и тепло солнца на лице. Смотрю на часы. Если пройтись двадцать минут, а потом повернуть обратно, я как раз успею к завтраку.

Прохожу пять минут, уже вспотев настолько, что расстегиваю куртку, как вдруг темнеет.

То есть солнце просто исчезает.

Поднимаю глаза и вижу грозовые облака, покрытые угольным налетом, из-за которых мир окрашивается в темно-серый цвет. Раньше на небе не было ни облачка, но словно кто-то выключил свет и стало пасмурно.

Воздух становится холодным, я вздрагиваю и застегиваю куртку обратно, но теплее не становится.

Что-то не так.

Все это ужасно неправильно.

Оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, что происходит.

Свет другой. Он не просто серый и тусклый, он… слабый.

Сжимаю кулак, пальцы уже немеют. Подношу руки ко рту и дышу на них, видя пар.

Затем слышу смех. Откуда-то впереди, за поворотом.

— Хэй! — кричу я.

Смех становится громче. Женский. Эверли?

К смеху присоединяется мужской голос. Может, Майкл, хотя не могу представить его смеющимся.

Иду быстрее, потом перехожу на бег, огибаю поворот и останавливаюсь.

Здесь никого нет.

Смех прекратился.

Дорога пуста, тянется прямо, а потом изгибается за следующим поворотом.

На этом повороте среди группы кедров и тсуг стоит одинокое кленовое дерево.

Клен мертв.

Почти все ветви голые, большие коричневые и рыжие листья разбросаны по дороге.

Что за черт?

Стою и смотрю на дерево, гадая, что с ним случилось, когда слышу хруст веток в лесу.

Ахнув, резко оборачиваюсь.

Страх сдавливает горло, я прислушиваюсь, широко раскрыв глаза, напряженно пытаясь что-то разглядеть и услышать.

Хруст.

Кто-то движется среди деревьев.

Темная фигура в лесу, идущая параллельно со мной.

— Кто здесь? — кричу я. — Что нужно?

Внезапно солнце снова появляется, глаза слепит, поднимаю руки перед глазами, морщусь от света.

Из-за деревьев выходит Кинкейд в своем черном пальто.

«Вот ты где, как всегда», — проносится мысль в моей голове.

— Прости, — говорит он, выглядя слегка взволнованным. — Не хотел напугать тебя. Я волновался. Я… — Он хмурится, его взгляд становится острым. — Господи, ты в порядке? — Кинкейд указывает на нос. — У тебя идет кровь.

— Что? — подношу пальцы к носу и касаюсь кожи. Она влажная. Отнимаю руку и вижу свежую кровь.

В желудке все переворачивается. Я ненавижу кровотечение из носа.

— Черт, — говорю я, когда он подходит ко мне, шаря по карманам пальто. Вынимает темно-синий носовой платок. Конечно, у него есть носовой платок.

Беру его и держу под носом, чувствуя себя идиоткой. Ткань пахнет им: теплым табаком и древесиной, от которого мне кажется, будто я закутана в теплое одеяло.

— У тебя часто бывает такое? — спрашивает он, стоя слишком близко. Обычно я бы не возражала, но не тогда, когда из моего носа течет кровь.

— В детстве случалось постоянно, но с тех пор — нет, — говорю я гнусавым голосом. Бросаю на него неловкий взгляд. — Это унизительно.

Он изучает меня своими холодными серыми глазами, цвет которых напоминает о резкой смене погоды. Температура снова начинает подниматься с каждой секундой.

Хмурюсь, понимая, что он, должно быть, следил за мной.

— Ты снова был на медвежьей патрульной службе?

Он слегка качает головой и сглатывает. У него великолепная шея — такое я никогда раньше не замечала у мужчин. Затем мой взгляд перемещается на его губы, полные и твердые, губы, которые я никогда не целовала в своих снах.

Его рот выглядит так, будто он скрывает секреты.

— Я волновался за тебя.

— Ты уже говорил.

Он сочувственно наклоняет голову.

— Я знаю, что случилось прошлой ночью. Тебе не стоит бродить одной по лесу с травмой головы.

— Значит, ты мой ангел-хранитель?

— Ничей я не ангел, — мрачно говорит он. Кладет руку мне на поясницу. — Но хочется думать, что я могу защитить тебя. Пойдем. Давай вернемся. Не пропускай завтрак.

— Защитить меня от чего? — спрашиваю я, когда мы идем рядом. Его рука задерживается на несколько секунд, прежде чем он ее убирает.

— От тебя самой, — отвечает он.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — говорю я раздраженно.

— Ты постоянно это говоришь, но с каждым днем я узнаю о тебе все больше и больше, — тихо произносит он, сцепив руки за спиной. — Однажды я узнаю все.

От его уверенности у меня замирает сердце.

— Тебе не понравится то, что ты узнаешь.

— То, что я уже узнал, мне нравится, — говорит он, пристально глядя на меня. — Очень нравится. — Кинкейд прочищает горло и отводит взгляд. — Это место может играть с твоим разумом, Сид. Уверен, ты уже начинаешь это понимать. Изоляция…

— Это только из-за изоляции? — спрашиваю я.

Его темные брови сходятся на переносице.

— Что ты имеешь в виду?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Просто кажется, что в этом месте есть что-то еще. Что-то, чего я не могу объяснить.

— Например, бешеные волки в лесу?

— Что-то вроде того, — облизываю губы, не уверенная, стоит ли продолжать.

«Не рассказывай ему все», — думаю я.

Он громко выдыхает.

— Мы часто говорим об изоляции здесь и отсутствии связи с внешним миром, по крайней мере, для студентов, но это действительно может сыграть злую шутку с разумом. Настолько сильную, что студенты становятся опасны для самих себя. — Он делает паузу. — Всегда существует угроза самоубийства.