Истинные (не) изменяют в марте (СИ) - Мария Самтенко

подсовывает нам зомби-кота и потом предъявляет за ненадлежащее качество ветеринарных услуг». Мы с Шестом долго веселились.

Вскоре я сам убедился в компетентности Мари во время феерической истории с «кражей песка». Да, зачастую ей не хватало опыта, но она справлялась и с хозяйственными хлопотами, и с притязаниями обнаглевшего соседа (мы тогда принимали его за обычного некроманта). А еще тогда я осознал свою любовь – вместе с полным, как я считал тогда, отсутствием каких-либо перспектив.

И то, что Кейндагель тогда невольно помог мне хоть ненамного, но приблизиться к Мари, оказалось единственной причиной, по которой я вообще решаю послушать его, а не вышвырнуть вон.

Ну, когда Марианна приходит ко мне с рассказом о том, что встретила этого типа возле поместья. И что он очень просил о приватном разговоре в отсутствие храмовницы.

Надо сказать, госпожу Эрмину Мари действительно не зовет. Зато приглашает Летификуса как некроманта и меня как юриста.

Эпохальная встреча проходит у ворот кладбища. Именно там Марианна назначила ему встречу – зная, что нам с Летификусом как раз недалеко.

Кейндагель заявляется в изящном костюмчике по последней моде и до блеска начищенных туфлях, но почему-то без парика. Его лысая как коленка голова блестит и скрадывает впечатление самовлюбленного хлыща, которое лич производит «при полном параде». На жалость, что ли, будет давить? А, может, просто боится за свою фальшивую растительность? А то Мари ему, помнится, то усы отдирала, то брови.

– Уважаемые, – шаркает ножкой лич. – Я помню, что давал магическую клятву не приближаться к госпоже Марианне и кошачьему приюту, но возникли обстоятельства…

Мари и Летификус переглядываются. Некромант тогда был в курсе авантюры Марианны насчет Кейндагеля, а меня она тогда в известность не поставила. Вспоминая характер наших взаимоотношений в то время, мне трудно ее в этом упрекнуть. Пусть даже мне и пришлось пережить не самые приятные минуты, выслушивая упреки насчет того, что я лезу в ее жизнь. Вместе с последней просьбой оставить ее в покое – навсегда!

Когда Шест рассказал, что Марианна затеяла это только для того, чтобы я не мешал ей избавиться от Кейндагеля, стало легче. О том, что тот не просто некромант, но и лич, я узнал намного позже.

А теперь этот лич стоит перед нами, уперев руки в бока, и рассказывает, как сбежал из Моривилля с помощью сообщника, Джадиуса – его счастье, что исправительных работ у него оставалось всего на месяц, и Мари поставила их в табель как сверхурочные! – и несколько месяцев путешествовал по миру в поисках мощного магического источника.

И просит… разрешить ему вернуться?

– Что?! – ахает Мари, и я опускаю руку ей на плечо в знак поддержки. – С чего бы это? А морду вам вареньем не намазать?

– Без постоянной подпитки магией я превращусь в безумное чудовище, – поясняет Кейндагель. – А мне бы этого не хотелось.

Киваю. Собственно, это и есть одна из причин, по которой они вне закона, то есть не являются субъектами гражданских прав. Сегодня лич адекватен, а завтра – у него съезжает крыша и он бросается на всех без разбору. Вторая причина – нежелание законодателя плодить этих созданий. Обычный, смертный некромант надежнее и безопаснее, он более предсказуем и управляем.

Кейндагель чешет лысину, и я вижу, как мою любимую пробирает от этого, казалось бы, простого жеста.

И как опускает глаза господин Летификус. Жалеет лича? Или предвкушает тяжелый разговор с госпожой Эрминой Эрбо, своей невестой?

– Но вы же не превратились в чудовище, пока жили рядом с нами, – замечает Мари.

Несмотря на скепсис в голосе, я вижу, что она как минимум не настроена вышвырнуть лича прямо сейчас. Не самый хороший знак. Марианна вообще склонна жалеть всех подряд. Впрочем, влюбился бы я в нее, будь она другой?

– Врата – это очень мощный источник магии, – объясняет Кейндагель. – Мне хватало даже на расстоянии, без контакта. Поэтому я и хочу вернуться в свое поместье, оно все равно еще никому не продано. Юридически я имею на это полное право, вопрос только в клятве. И, конечно же, я не буду лезть к вам в приют. Мы с Джадиусом будем жить там тихо, как мышки. Или хотите, он будет помогать вам с котами? Он все равно меня немного побаивается.

– Проще перечислить, чего Джади не боится, – замечает Мари.

Кейндагель смотрит на нее с мольбой в глазах. Видит, что она почти готова его пожалеть, и начинает рассказывать, что не доставит никаких хлопот, просто не желает становиться психом. Ведь раньше, до того, как обратиться в лича, он был ученым! Мечтал продолжить исследования, а не охотиться за кошачьими приютами!

Меня не пробирает, и я даже говорю, что это не повод разрешать сомнительному личу шляться возле приюта, но Мари невольно ищет глазами Летификуса. Ужасно хмурого, с мрачным выражением в фиалковых глазах.

– Это правда, – неохотно подтверждает некромант. – Довольно любопытные исследования на стыке биологии и некромантии. Сам я мало что знаю, но мои коллеги из Некробанка открыли под них кредитную линию. Но вы прекратили все изыскания несколько лет назад.

– Свернул, а не прекратил, – поправляет Кейндагель. – Я заболел и стал личем, чтобы закончить работу. Немного не рассчитал время. А когда понял, что начинаю… кхм… сдавать, пришлось временно переключиться на вопросы собственного выживания.

– Нам нужно посоветоваться, – решительно заявляет Мари.

Мы оставляем Кейндагеля за воротами кладбища и заходим домой к Летификуса. Он живет в небольшом особняке прямо на территории кладбища – как, собственно, и принято у некромантов. Дома у него не слишком уютно, но чисто – нужна частая уборка из-за аллергии.

Мы останавливаемся в холле.

– А вы не помните, чем конкретно он занимался? – спрашивает Марианна у Летификуса.

– Помню, но смутно, – некромант все еще мрачен. – Болезни крови. Если это важно, могу спросить у партнеров. Знаете, я даже допускаю, что он мог заразиться чем-то во время исследований.

– Если не считать попыток отобрать приют, он сидел тихо, – задумчиво говорит Мари.

Я молчу – вижу, что она уже все решила. Пытаюсь побрать аргументы, что это опасно, и еще не известно, какие будут последствия… но это ужасно тяжело. И дело даже не в том, что она тянется обнять меня, и от этого непросто сосредоточиться. И даже не в том, что я запретил себе даже думать о