Сошествие в Аид - Хейзел Райли

— Было абсолютно не в радость, — заявляет Хайдес. — Теперь я могу уйти. Развлекайтесь на своей жалкой вечеринке.

— Хайдес, — одёргивает его Аполлон. — Ты хоть иногда можешь притвориться нормальным человеком?

Тот прищуривается, будто брат его оскорбил:

— Может, займёшься своими делами и вернёшься к шоколадным тортикам?

Я хочу вмешаться и разрядить обстановку, но вместо этого бросаю немой призыв Гермесу — единственному, кто умеет справляться с братьями. Гермес отвечает взглядом-обещанием.

— Дива, ну чего ты. Если эмоций слишком много, и ты не знаешь, куда их деть, вспомни: у тебя есть твой блог на Tumblr, куда можно всё вывалить. Ну же, давай, будь паинькой.

Я таращу глаза. Не то, чего я ждала. Естественно, Хайдес злится ещё больше. Когда Лиззи протягивает ему тарелку с тортом, он рычит:

— Сама жри.

Это точка кипения. Я глубоко вдыхаю и иду к нему.

— У тебя даже совести нет попробовать торт, который испёк твой брат! Ты смотришь на него, будто это просрочка из магазина. Ты стоишь тут с видом человека, которому лучше бы пойти на войну. Так иди, Хайдес. Мне всё равно, будешь ты здесь или нет. Может, без твоей вечно мрачной физиономии нам даже будет легче. Твои грёбаные манеры, твоё умение портить людям праздник — это уже за гранью.

Когда я заканчиваю, дышу так, будто пробежала свой утренний кросс. И сразу жалею о резкости — но поздно. Впрочем, я не так уж неправа. Он стоит тут, как будто его распяли. Всего-то нужно съесть кусок торта и перестать корчить из себя распятого мученика. Даже Христос после сорока дней в пустыне не выглядел так раздражённо.

Хайдес стискивает челюсти и сверлит меня взглядом.

— Он её снова ударит? — доносится голос Лиама.

— Нет, расслабься. Просто у него встал, — отвечает Гермес, жуя торт.

— Понимаю. Я тоже немного возбудился. Хейвен, ты крутая, правда?

— Кончайте! Это моя сестра! — взрывается Ньют. Раздаётся шлёпок и болезненный вскрик Лиама.

Когда я уже жду оскорблений, Хайдес склоняет голову:

— Доброй ночи. — И уходит. Не в дом, впрочем. Я замечаю, как он садится на уединённую лавку неподалёку. Вот идиот, попробуй пойми его.

Аполлон смотрит так, будто хочет меня утешить, но я не в настроении. Беру кусок торта и вгрызаюсь жадно. Сдержать стон удовольствия невозможно:

— Боже, Аполлон, это офигенно!

Бисквит внутри мягкий, не чета магазинным. Даже непосвящённый поймёт, что он свежайший. Между слоями — голубой заварной крем. Идеальный. Не слишком сладкий, не приторный. Такой торт, который ешь до тошноты, только чтобы потом снова есть.

Аполлон вертит свой кусок в руках.

— Спасибо, — говорит тихо. Видно, что похвала его не радует.

— Что случилось?

Его зелёные глаза встречаются с моими — и тут же ускользают.

— Он меня убьёт, — бормочет он.

Кладу тарелку на стол и подхожу к нему. Лиам взрывается оглушительным смехом, за ним — Гермес.

— Аполлон, что ты имеешь в виду?

Он кивает на торт вилкой. Лоб у него в морщинах — похоже, это выражение скоро так и останется у него навсегда.

— Этот торт испёк Хайдес.

Хриплый шёпот едва слышен, но для меня звучит как крик. Я сглатываю и нервно усмехаюсь:

— Ты шутишь, да? Не верю. С каких это пор он умеет готовить?

Он криво усмехается:

— В среду вечером Лиам явился к нам в комнату и пригласил на этот сюрприз-вечеринку. Не скрою, Хайдес сказал ему «нет» и захлопнул дверь перед носом…

— Типично.

— Типично, — повторяет он и облизывает губу. — А сегодня в четыре утра я проснулся оттого, что Хайдес стоял на коленях у моей кровати и стучал мне по лбу пальцем, назойливей мало что бывает. Попросил отвести его на кухню и научить печь торт. Сначала даже не хотел признаться, что для тебя.

Я жду. Он не может оборвать на самом интересном.

— Дальше, — сиплю, разрываемая любопытством. — И потом?

Он оглядывается — убеждается, что Хайдес не вернулся и сидит всё там же, далеко, не услышав наш разговор.

— Когда он сказал, что хочет покрыть торт голубой глазурью и сделать облака из сливок, я спросил, зачем такой торт. И он ответил: «Потому что, даже если в её имени нет буквы «е», так что оно не буквально значит «Парадиз», я думаю, что утреннее небо ей идеально подходит».

Сердце на миг замирает. И я чувствую себя дурой. Не должна я так реагировать. Да, мило. Но Хайдес всё равно придурок. Что за смысл в таких жестах, если потом он ведёт себя как свинья?

Я быстро хмурею:

— Очень мило с его стороны.

Аполлон вздыхает и ставит тарелку на стол. Она и пяти секунд не простояла: рука Лиама её перехватывает, и он хватает кусок рукой, запихивая половину в рот. Зрелище мерзкое, но, обернувшись к Гермесу, я вижу, что он делает то же самое.

— Хейвен, мой брат… особенный, — продолжает Аполлон.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю себе под ноги:

— Да, особенная сволочь.

Он улыбается:

— И это тоже. Но когда дело доходит до… проявлений любви, к нежности, он не очень. Никто никогда не учил его, что это такое. Он родился у матери, которая его ненавидела. Он не знал, что такое родительская привязанность. В отличие от нас. Да, нас всех усыновили, но у нас были семьи, раньше. Мы знаем, что значит получать и дарить тепло. Хайдес — нет. Он никогда этого не получал. Даже когда мужчина по имени Кронос и женщина по имени Рея забрали его из приюта, где к нему относились как к блохе.

Сердце сжимается. Я никогда не задумывалась, что Хайдес с рождения очутился в приюте.

— Это его не оправдывает, — шепчу… правда, как-то неубедительно.

Он кивает:

— Конечно. Но это даёт ему скидку. Он не нарочно. Представь: когда мы закончили торт, он пригрозил вырвать мне глазные яблоки, если я хоть кому-то скажу, что испёк его он.

Я смотрю поверх его широких плеч — туда, к скамейке. Хайдес всё ещё там. И даже если темно, а нас разделяет приличное расстояние, я знаю, что он смотрит в ответ. И вся моя злость… исчезла. Ушла. Забылась. Я уже и не помню, чего я на него так взвилась.

Знаю только одно: торт прекрасный и на вкус, и на вид, и Хайдес поднял брата в четыре утра, чтобы тот дал ему мастер-класс, — лишь бы устроить мне сюрприз на день рождения.

Мне не нужно говорить Аполлону, что я собираюсь сделать. Он сам отходит, и я быстро