Брачная афера, или Целительница в бегах - Татьяна Юрьевна Серганова

class="p1">Я молчала. Даже дыхание затаила, боясь пропустить хоть что-то из его речи. Очевидно, Форест очень любил своего отца. В его голосе звучали нотки нежности и грусти.

— Он всему учил меня сам. Не доверял нянькам и учителям. Из-за этого они с матерью часто ссорились. С ней… с ней у нас сложились странные отношения. Это сейчас я понимаю, что она никогда не любила отца. Жизнь с ним ее тяготила, и леди Форест не очень-то это скрывала. Она мечтала сделать из меня дипломата, аристократа, требовала учиться, постигать тонкости этикета и законодательства. А я сбегал к отцу, заслушиваясь его историями о Мордаке, о настоящих героях, которые оберегали наш мир, и мечтал, что когда-нибудь стану таким же.

Форест замолчал, рассматривая воду в прозрачном стакане.

— У меня было идеальное детство. Но в семнадцать оно закончилось. Отец не дожил до моего восемнадцатилетия всего полгода. В последние месяцы он очень болел, практически не вставал. Отца мучили такие сильные боли, что приходилось литрами вливать в него зелья, чтобы хоть немного помочь. Мать… она полностью отстранилась. Уехала поправлять здоровье и расшатанные нервы. Пыталась и меня забрать, но я наотрез отказался покидать отца. — Форест немного помедлил и тяжело вздохнул. — В последние дни было особенно тяжело. Он почти не приходил в себя, полностью погрузился в воспоминания, снова и снова сражаясь бок о бок со своими погибшими друзьями. Лишь в самые последние часы… разум снова вернулся, и отец узнал меня. Именно тогда он и поведал мне правду.

Форест вновь сделал паузу, тяжелую, напряженную, полную мучительной боли.

— После пережитого он не собирался заводить семью, строить личную жизнь. Кому нужен калека с наградами? И детей он тоже не мог иметь, — жестко закончил он.

Я тихо ахнула и поспешно прикрыла рот рукой. Но было поздно. Наши глаза встретились, и я отчетливо увидела в них боль.

— Зато у него имелся старший брат, — скривив губы в язвительной усмешке, продолжил Форест. — Наследник, гордость семьи, красавец-дипломат, который всю жизнь колесил от одного государства к другому. Он со своей семьей объездил весь Альянс. За всю жизнь я видел его всего лишь дважды и восторга не испытал. Напыщенный индюк, разодетый в шелка, от которого несло дорогим парфюмом, а пальцы не сгибались от перстней с крупными камнями. Высокомерный, наглый, самоуверенный. Зато мать его боготворила, заглядывала в рот, громко смеялась над каждой нелепой шуткой и все подталкивала меня к нему. Я же отчаянно сопротивлялся и старался держаться рядом с отцом. Они потом страшно ругались в кабинете из-за этого.

Форест сделал глубокий вдох и на его лице заплясали тени, делая черты лица грубее и массивнее. Я уже подозревала, что сейчас услышу и сжимала кулаки, не представляя, как облегчить его боль.

— Этот напыщенный индюк и был на самом деле моим… отцом. Влюбившись, моя мать наплевала на мораль, запреты и закрутила роман с женатым мужчиной. Результатом этого романа стал я. Его тут же отправили с семьей в очередную страну, а ее срочно выдали за моего отца. Так ребенок родился в браке и получил свое законное имя, пусть и окольным путем. Отец сам мне все рассказал перед тем, как покинуть наш мир. Попросил не судить строго и понять.

— Мне так… жаль, Форест.

— Не надо, — слабо улыбнулся он. — У меня было идеальное детство. И самый лучший отец, который понимал меня как никто другой. Я гордился и горжусь тем, что его сын. И другого отца мне не надо. Вот только у матери и… дяди на этот счет имелись другие планы. В его браке родилось три дочери. При отсутствии сына у него не имелось наследника. Кроме меня — его так называемого племянника. И он решил, что из меня можно слепить достойного наследника по своему образу и подобию. Только он опоздал. Лет этак на восемнадцать.

— Это твой… дядя отправил тебя сюда?

— О да! — усмехнулся Форест, откидываясь на спинку стула. — Раз уж я отказался думать головой и посмел упустить шанс всей жизни, то меня решили проучить. Если хочу быть героем, отправившимся в Мордак, я им буду. Только на их условиях. Никакого риска, никакого геройства и почестей. Тридцать третий форт, богами забытое место, где я должен сдохнуть от скуки и сдаться. Знаешь, у них почти получилось.

— Почти? — Я подняла брови.

— Да. Почти. Я уже готов был сдаться и позволить матери и… дяде сделать из меня дипломата, лишь бы сбежать отсюда. Но все неожиданно изменилось.

Ох, опять этот взгляд. Опять этот голос, пробирающий до мурашек. И темнота, что пеленой окружала нас.

— Правда?

— Да. В нашем болоте неожиданно появился раздражитель. Удивительная девушка-целительница, которая отказывается тонуть вместе с нами. Которая все время что-то придумывает, приходит с идеями, требует, заставляет, поднимает…

Не знаю, как у него так получилось, но у меня даже дыхание сбилось. А сердце застучало так громко, что я боялась оглохнуть.

— Мне стоит извиниться? — тихо поинтересовалась я.

— Тебе стоит быть собой, Миранда.

Собственно, и все. Больше никто из нас ничего не сказал. Мы замолчали, просто глядя друг другу в глаза. И от этого напряжение еще больше усилилось.

Наконец собрав все силы и разорвав зрительный контакт, я поднялась.

— Надо помыть посуду. И убрать тут все. Госпожа Делфи не обрадуется беспорядку.

Форест поднялся следом.

— Я помогу.

«Ну уж нет. Я не готова к такому повороту! Снова стоять рядом, случайно касаться. Нет-нет-нет!».

— Не стоит. Я сама справлюсь, — натянуто улыбнулась я.

— Хорошо. Тогда спокойной ночи, Миранда.

— Спокойной ночи.

Он почти ушел, когда я неожиданно даже для самой себя резко обернулась.

— Форест?

— Что?

Он застыл у двери, прожигая меня темным взглядом.

— Почему не по имени? Чем тебе так не нравится твое имя?

Сама не знаю, откуда взялся этот вопрос. Но я почему-то его задала. Нутром чувствовала, что так надо.

— Потому что это его имя. Бенджамин Форест — это имя моего дяди. А я должен стать Бенджамином Форестом-младшим. Но этого не будет. Теперь точно не будет.

Глава 27

Впрочем, расслабляться было рано. Наш союз не понравился и не понравится ни одному высокопоставленному семейству, значит, они сделают все, чтобы разрушить его. Поэтому нам следовало оставаться в полной боевой готовности и ждать