Северный ветер - Александрия Уорвик

Еще что?

Тратить лишние деньги на ткань, чтобы сшить ей очередное платье, потому что в старом слишком много дыр, когда у меня самой только две рубашки, двое штанов и одно платье.

Еще что?

Пропускать бесчисленные праздники, чтобы нарубить дров, починить крышу, пока Элора все плясала, и плясала, и плясала.

Я не хотела с ней разлучаться. Я приняла трудное решение. Я, не она. Я всегда принимала трудные решения, всегда ставила ее благополучие выше своих тягот, ее счастье выше своей боли. И по пути я убедила себя, что мои потребности не имеют значения. Что я таких вещей недостойна.

А интересно, поступила бы она так же, поменяйся мы ролями? Пожертвовала бы собой, чтобы спасти меня от Короля стужи? Поставила бы мои нужды, мечты, будущее превыше собственных?

У правды такие острые грани. В глубине души я знаю ответ.

Элора бы этого не сделала.

Будь я сейчас в цитадели, сидела бы за ужином с Бореем. Тихо и мирно, с нарастающим где-то в глубине напряжением, пока я бы прикидывала, как лучше его разозлить. Как ни странно, я по нему даже соскучилась. Лучше уродливая искренность, чем красивая ложь.

Шоу переводит взгляд с меня на жену, нахмурив брови. Может, удивляется, почему она до сих пор не предложила мне войти.

Отступаю на шаг, по сердцу пробегает трещина. Если это выбор Элоры, я его уважу. Но будь я проклята, если позволю ей увидеть, как мне больно.

– Уже собиралась уходить.

Развернувшись, начинаю спускаться с крыльца.

– Подожди, – зовет Элора.

Застываю на нижней ступеньке.

– Заходи, – продолжает сестра. Затем следует долгая, сочащаяся неуверенностью пауза. – Поужинай с нами.

Я не вижу выражения ее лица и вынуждена опираться на интонацию. Ярость, печаль, нежелание. Я никогда не стремилась причинить ей боль. Но когда Элора заявила, что мои поступки эгоистичны… не знаю, смогу ли так легко подобное простить.

Бросив последний взгляд на снежную ночь, я поднимаюсь обратно и вхожу в новый дом сестры.

А я-то с полной уверенностью думала, что ничего не может быть невыносимее ужина с Королем стужи.

Но сейчас все много хуже.

Есть такая штука, как оглушительная тишина. Никто не произносит ни слова. Приборы стучат о потрескавшуюся глиняную посуду. Мы сидим за красивым дубовым столом, который Шоу смастерил сам, как и четыре стула, его окружающие. Мы делим трапезу, но мы не вместе. Элора и Шоу расположились по одну сторону стола, я – по другую. Сестра сосредоточенно разрезает зайчатину. Мясо жилистое, жира на зверьке почти не было. А я уже привыкла к сытным блюдам, которые подают в цитадели, и я наверняка ужасный человек, раз ворочу нос от предложенного угощения. А ведь сама когда-то на таком выживала. Шоу жует картошку. Я делаю глоток из деревянной чашки.

– Все очень вкусно, – начинаю я.

Элора, кашлянув, кивает в знак признательности.

Хвала небесам, Шоу пытается поддержать разговор. Рассказывает об их свадьбе, какой это был счастливый день. Я спрашиваю, как они полюбили друг друга. Шоу как будто начал помогать Элоре по дому, чинить шкафчики, колоть дрова, и со временем зародились чувства. Подумать только, не покинь я Элору, она бы не нашла того, с кем разделить жизнь. Наверное, даже хорошо, что я уехала.

– Я за вас рада, – говорю я, пытаясь улыбнуться. Ведь если не улыбнусь, то расплачусь, а этого никак нельзя допустить. – Правда.

Элора наблюдает поверх чашки, как я жадно глотаю вино. Затем опускает ее на стол и переглядывается с Шоу.

– У нас есть новости, Рен.

– М-м?

В висках пульсирует. Сколько еще нужно просидеть из приличия, прежде чем откланяться?

– Мы ждем ребенка.

Кусочек мяса во рту вдруг кажется комком пепла. Давлюсь, заставляю себя его проглотить. Воцаряется тишина, остается лишь скорбный вой ветра, от которого дрожат стены, и мое тихое, почти неслышное, прерывистое дыхание.

Моя сестра станет матерью.

– Это же…

Стискиваю дрожащими пальцами вилку. Внутри борются слишком много чувств. Элора всегда хотела семью, но это случилось гораздо раньше, чем я думала. Сперва она вышла замуж. Теперь беременна. А я… я, как в клетке, в браке без любви с мужчиной, который не выносит моего общества и не подозревает, что я намерена его убить. Горло сдавливает осознанием, что меня заменили. Теперь Элора заботится о Шоу, не обо мне. Наш дом и наша жизнь давно заброшены.

Требуется поистине героическое усилие, чтобы смягчить выражение лица. Этот день принадлежит Элоре. У меня никогда не будет того, что есть у нее, но она ведь не виновата. Я сделала выбор, и мне с ним жить.

– Это же чудесно, Элора. Представляю, как ты счастлива.

Она теребит салфетку на коленях, опустив взгляд.

– Да.

Я стану тетей, но меня не будет рядом, чтобы поддержать сестру. У нее есть Шоу, у нее есть город. О ней позаботятся. Именно этого я для нее и хотела.

– Уже выбрали имя?

– Мика, если родится мальчик, – отвечает Шоу, сжав лежащую на столешнице руку Элоры. – Илиана, если девочка.

Илианой звали нашу мать.

– Чудесные имена.

Подношу чашку к губам – и понимаю, что там пусто. Элора пристально смотрит, как я доливаю вина, но молчит. Слов тут не надо. Один только разочарованный взгляд говорит предостаточно.

Я уже смирилась, что ужин завершается тишиной, как вдруг Элора подает голос:

– Рен, как вышло, что ты до сих пор жива? Я думала, Король стужи приносит тех, кого забирает, в жертву.

А я было утратила всякую надежду, что Элора поинтересуется моей жизнью. Лучше поздно, чем никогда.

– Он действительно приносил своих пленниц в жертву, но много десятилетий назад перестал.

– Так ты его пленница?

– Вообще-то… – Ну, понеслось. – Я вышла за него замуж.

– Что?! – Элора в ужасе подскакивает. – Не может быть.

Застарелый стыд, поднявшись волной, опаляет лицо.

– Рен! – слова бьют, словно плетью. – Как ты могла выйти за него замуж? Он же причина всех наших несчастий!

– Думаешь, сама не знаю? У меня не было выбора.

Элора склоняет голову, порядком смущенная.

– Все не так плохо, – говорю я более мягким тоном. – Большую часть времени я предоставлена сама себе. Могу свободно бродить по землям. – В границах стен. – И он не так жесток, как я считала вначале.

Странное дело, я ловлю себя на желании заступиться за Борея перед сестрой, хотя он, бессмертный, унес меня из родного дома.

– Он позволил тебе навестить Эджвуд?

– Да.

– И не боится, что ты сбежишь?

Не знаю, зачем лгу. Чтоб казаться не такой неудачницей? Чтоб чем-то ответить жалости на их лицах?

– Он мне доверяет.

Элора изумленно распахивает глаза.

– Ого. Ну… хорошо.

– Какой он? – спрашивает Шоу.

Как большинство жителей Эджвуда, он тянется к новым знаниям о Северном ветре – и ужасно его страшится.

– Он… холодный.

Или, может, «холодный» – неправильное слово. «Отстраненный» – вот более подходящее описание его характера. Я уже поняла, что его жесткая педантичность истекает