Венец безбрачия - Полина Ром

ответить ей значительно легче. Эмина оживилась и затараторила:

– Ну как же, госпожа графиня! Когда нападение на господина старого графа было, когда он с господином графом в монастырь помолиться ехал… – несколько бестолково принялась объяснять она. – Так ужасть же, что случилось! Самого господина графа убили, – Эмина торопливо перекрестилась. – Госпожу графиню похитили! А молодого графа ранили… – от переполнявших её эмоций она приложила руку к груди и, слегка тараща глаза, продолжила: – Господин Лонхер же там бился до последнего, а потом, когда все побежали, и он сбежал! А у него стрела в плече, и он раненый! И госпожу графиню уже увезли, а за ним, сказывают, аж три дня охотились!

Со слов Леона я примерно знала, что произошло тогда на лесной дороге, и слушать эту искажённую версию, разукрашенную с помощью фантазий и сплетен, было, пожалуй, даже забавно. Улыбку я сдержала с трудом, но дождалась окончания путанного монолога и уточнила:

– Значит, тогда господина Лонхера ранили?

– Так и есть, госпожа! Сказывают, три дня за ним охотились и…

– Нет-нет, Эмина, расскажи мне лучше про рану.

По словам горничной, рану капитана перевязали сразу, как он добрался до замка, и она быстро затянулась. И все радовались, так как капитана в замке любили все: начиная от горничных, заканчивая солдатами. А несколько дней назад рана вновь воспалилась и загнила.

– Слуги болтали, госпожа графиня, что лекарю пришлось кусок мяса отрезать! Ужасти какие… – она перекрестилась, – а теперь капитан лежит который день, и лекарь только хмурится, а ничего не говорит…

В общем-то, рассказ о ранении был вполне себе обычным, за исключением одной небольшой детали. Все в замке были убеждены, что рану господин капитан Ролан Лонхер получил в бою, охраняя карету покойного графа и госпожи Аделаиды. Но я чётко помнила рассказ Леона: карету охраняло меньше десятка солдат, а командовал ими капрал Эндрю. Никакого капитана мой муж даже не упоминал. Зато упоминал, что большая часть солдат заболела и осталась в замке Шаронг.

Логично же предположить, что капитан тоже остался там? Тогда невольно напрашивался вопрос: а где же капитан с таким романтическим именем Ролан получил своё ранение? Почему все слуги уверены, что капитан защищал карету покойного графа? Откуда вообще появилась эта нестыковка?

Отправив Эмину за пером, чернилами и бумагой, я некоторое время пыталась сложить в голове удобоваримую версию происшедшего, но получалось плохо. Всё время вылезали разные странности, к которым цеплялась моя мысль. Вопросы у меня только множились от попытки разобраться.

Горничная принесла заказанное, и я отправила её заниматься делами. Мне срочно требовалось подумать в тишине и понять, что значит эта странная рана и как всё это взаимосвязано. На листе бумаги я по углам нарисовала кружки и обозначила их: замок Шаронг, карета графа де Эстре, замок моей матери, баронессы Вельфорд, и замок Эстре.

А теперь мне еще требовались чёткие даты событий. Пришлось отложить лист: вернётся домой Антонио – уточню у него. Он должен знать как минимум две из нужных мне дат: день нападения эспанцев на замок Шаронг и день возвращения раненого капитана в замок Эстре. Вот тогда и можно будет начать соединять кружки линиями и стрелками.

А еще можно будет у него прямо спросить, где ранили капитана Лонхера. Может быть, всё объясняется совсем просто, и я зря заподозрила неладное.

Глава 47

Антонио вернулся домой через несколько дней, а ещё через пару дней у меня создалось странное ощущение, что деверь строжайшим образом избегает оставаться со мной рядом и находит себе дела вне замка даже во время обеда и ужина. Госпожа Ильда везде следовала за мной тенью, но она была просто наёмным работником, а не частью семьи и обсуждать с ней проблемы, а также задавать ей вопросы, я просто не рискнула.

Очень тяжело было длительное время обходится без похлёбок и всего того, во что можно подмешать яд. Когда мы обедали с компаньонкой, мне приходилось ссылаться на плохой аппетит и обходиться таким вещами как хлеб, варёные яйца, ветчина, но полностью отказываться от супов, каш, омлетов, яичниц и прочего. Хлебно-мясная диета надоела мне очень быстро и спасали меня только разнообразные взвары, которые Эмина готовила у меня в покоях. По моему требованию здесь же хранились и взятые с кухни мешки с сухими травами. Ну, и ещё, посещая сад я набирала то листьев и ягод смородины, то вишнёвых веточек, то немного свежей мяты.

Леона я ждала с нетерпением, так как не понимала, где найти ответы на появившиеся у меня вопросы. Деверь при попытка побеседовать ссылался на помощь мэтру Эдвину, тому самому кастеляну замка, который все ещё ездил по дальним сёлам и с которым я даже не была знакома.

Я пару раз пыталась отловить Антонио, когда он садился на коня, но получила только двусмысленное замечание от госпожи Ильды:

- Госпожа графиня, ваш очевидный интерес к господину Антонио может вызвать нехорошие слухи.

Замечание меня сильно разозлило и мне очень сильно захотелось ответить компаньонке резко, но я напомнила себе, что плохо знаю этот мир и мало что понимаю в отношениях слуг и хозяев в замке. Поэтому просто приняла её замечание к сведению и перестала подкарауливать деверя. Хотя вся ситуация менЯ напрягала, заставляя подозревать разное…

Приедет Леон – он и задаст необходимые вопросы. Он хозяин, так что ему точно ответят. А уж я сумею ему подсказать, что именно нужно спрашивать.

Я продолжала потихоньку знакомиться со службами и цехами в замке и понимала, что мне на многие вопросы не хватает ответов. Однако госпожа Аделаида до сих пор не выходила к столу, а сенешаля, который мог бы кое-что рассказать, ждали не раньше, чем через две недели.

- Он, госпожа графиня, каждое лето этак вот катается три раза. По весне уезжает, чтобы посмотреть, как дела в деревнях, не надо ли кому помощи семенами или ещё чем, не проворовались ли старосты, ну и всякое другое, что там ему требуется. Другой раз ездит посередь лета, смотрит какой урожай можно ожидать, везде ли все благополучно и чего в этот год в избытки будет, а чего в недостатки. А третий раз уже в зиму поедет, с возами, чтобы королевский налог собрать. Что господину графу положено – то селяне сами