Судьба магии - Бет Рэвис

может понадобиться ведьме для сотворения необходимых заклинаний, чтобы извлечь камень из статуи. На столе травы для такой, как ты, Фридерика. Там есть и ингредиенты – ингредиенты, которыми воспользовалась Корнелия, в отличие от тебя. То, как она сражалась с тем стражем, Алоисом, гораздо больше соответствовало требованиям, предъявляемым к связанной магическими узами паре, чем то, как ты позволила своему воину истощить твой запас магии. Ты хотя бы пыталась поработать вместе со своим воином? Пыталась приготовить зелье? Нет. Ты опасна для нас. Ты и твой воин.

Я снова пытаюсь вырвать свою руку, но она крепко прилипла к камню Перхты, и мне остается лишь смотреть на нее широко раскрытыми, полными паники глазами, пока она возвышается надо мной.

– У нас с Отто нет никого, кто мог бы нас обучить, – оправдываюсь я, и мой голос срывается. – Нет никого, кто мог бы…

– Ты и твой воин пришли сюда и осмелились ступить на могилу одного из моих величайших чемпионов, – Перхта указывает на лежащий рядом труп, завернутый в тонкую льняную ткань, упокоенный в зале, пропитавшемся гнилью и смертью. – Ты осмеливаешься думать, что сможешь заполучить этот камень. Ты высокомерная и эгоистичная, такая же опасная, как Дитер, а я позволила Хольде проводить свои эксперименты. Позволила, даже когда она с твоим братом так нас подвела. Но я не дам тебе разрушить наши обычаи.

В зале темнеет. Из туннеля возникает порыв ветра и наполняет воздух запахом, будто перед ударом молнии. В голове у меня вихрь из ужаса и первобытного страха, я снова и снова дергаю рукой, пытаясь освободиться…

Но потом я слышу ее.

Я слышу, как ее слова отдаются эхом…

«Наши обычаи».

Снова и снова.

Она – богиня традиций.

– Но… – Я облизываю губы, во рту пересохло. Я смотрю на нее, и мой страх замирает, как задержанное дыхание. – Ты тоже нарушила обычаи.

Перхта прожигает меня яростным взглядом.

– Что ты сказала?

Появляется трещина. Щель, через которую проникают свет и свежий воздух, и я делаю глубокий вдох, внезапно ощутив, как туман рассеивается, и мой страх отступает достаточно, чтобы я смогла думать.

– Ты тоже нарушила обычаи, – повторяю я. – Эта гробница… неправильная планировка. Здесь не должно быть ни верхнего уровня, ни зала. Согласно древним правилам, здесь должна была одна комната. Вот и все.

Перхта сжимает челюсти.

– Ты думаешь, что можешь…

Но я еще не закончила. Я только начала. Трещина расширяется, пока мой страх не растворяется в гневе, который вспыхивает каждый раз, когда я подавляю свои истинные эмоции по отношению к Филомене, Рохусу, Перхте, даже к Дитеру и хэксэн-егерям, ко всем, кто пытается диктовать, кем мне быть, или заставляет расходовать свои силы до последней капли в попытке соответствовать их ожиданиям. Я потратила так много времени, драгоценного, скоротечного времени на усилия быть принятой ими, что даже не подумала, как научиться принимать себя такой, какая я есть на самом деле.

В этот момент я с изумлением понимаю, как много потеряла, сосредоточившись на том, как соответствовать требованиям других.

Я вдруг представляю, какой великой могла бы быть уже сейчас, если бы посвятила эти годы не тому, чтобы выживать, а тому, чтобы жить.

Слезы застилают мне взор, и от моего взгляда Перхта вздрагивает. Это не так приятно, как хотелось бы.

– Ты ненавидишь меня за то, что я нарушаю традиции, – говорю я голосом, таким же твердым, как камень в наших руках. – И все же ты нарушила больше традиций, чем кто-либо другой. В этом зале, да, но и за его пределами тоже.

– Я богиня правил и традиций, – бросает Перхта. – Я не позволяю нарушать правила ни тебе, ни кому-либо из тех, кто живет в соответствии с…

– Мы больше не хороним так покойников. В подобных величественных гробницах. Мы перестали прославлять так павших, но когда-то ведь это было традицией? Так почему ты позволила нам отречься от нее? Разве ты не должна наказывать нас за то, что мы хороним умерших в простых могилах вместо того, чтобы вот так воспевать?

Брови Перхты приподнимаются, но лишь на миг.

– Порицай меня сколько хочешь, – я почти рычу, обнажая зубы. – Но я сделала то, что нужно, чтобы выжить в мире, где каждый, кто обладает властью, выдумывает свои правила. Ты полагаешь, что отличаетесь от других? Что ты лучше хэксэн-егерей, католических священников, протестантских князей? Вы все одинаковы. Ты жаждешь контролировать тех, кто слабее, чтобы можно было притворяться, будто ты лучше нас, когда на самом деле ты слаба.

В зале воцаряется тишина, вызванная потрясением Перхты. Но в следующий миг все вновь пробуждается: завывающий ветер, сгущающаяся темнота.

Лицо Перхты краснеет от разгорающегося гнева.

– Ты смеешь так разговаривать с богиней? – Последнее слово она растягивает, почти шипя.

– Да. Смею. Потому что из-за тебя это слово больше ничего не значит. – Слезы, наполняющие мои глаза, начинают бежать по щекам, и когда я опускаю голову, мой гнев сменяется печалью.

Я чувствую, как Перхту снова захлестывает удивление. Но это удивление перерастает в недоверие. Она думает, что я играю роль.

Но мне больше ничего не остается. Я устала, и сейчас я такая, какая есть. Думаю, такой я стала со времен ухода из Бирэсборна. Опустошенной и потерянной, ведьмой, которая смотрит, как ее мир сгорает дотла, и стоит среди обломков вовсе не как гордый символ неповиновения, а потому, что у нее не хватает сил, чтобы пасть.

Моя слабость, моя растерянность, мое горе – сейчас я ощущаю их как развороченную землю. Но мне ненавистна мысль, что из этой боли может вырасти что-то хорошее – если и случится что-то хорошее, то не благодаря тому, что произошло.

А тому, что я так решила.

– Из-за тебя это слово больше ничего не значит, – повторяю я, сделав глубокий вдох. – Но могло бы. Богиня может стать символом чего-то великолепного, Перхта. Правила и традиции, за которыми ты следишь, – они нужны нам. Я не пытаюсь отнять их, клянусь. Я люблю наши традиции. Мне нравится, как любила их моя мать…

Мой голос срывается, и я ощущаю потерю матери, как удар ножом.

Ей бы понравилось разговаривать с Перхтой. Ей бы захотелось увидеть этот курган. Ее бы даже заинтересовали монстры-хранители Перхты – все живые существа были ее друзьями.

Слезы текут по моим щекам. Я проглатываю их и продолжаю, понимая, что внезапный блеск в глазах Перхты мне не померещился:

– …и то, как они переплетаются с моими воспоминаниями о маме и детстве. Она убаюкивала меня нашими песнями. Наша семья собиралась вместе, чтобы приготовить блюда по традиционным