Андромеда - Ханна Ким

когда его поглощает темнота – она вырывает его из чужих рук и забирает себе, чтобы спустя два неполных вздоха повалить на пол, но уже другой – без ковра. Тот, деревянный, который был в его комнате. В его мире.

Он цепляется за Тэёна так, будто тот – единственное, что может спасти его сейчас, и Тэён в ответ делает то же самое. Мингю задерживает дыхание и оборачивается. Смотрит во все глаза.

И последнее, что он видит, – как Чонхо подхватывает стул и разбивает зеркало с обратной стороны.

9

– Замерзнешь. Иди в дом.

Мингю медленно моргает и переводит взгляд на Тэёна, который плотно запахивает длинную кофту, стоя на крыльце. Его нос стремительно краснеет на морозе, а изо рта выходит пар. Мингю улыбается и переводит взгляд обратно на гудроновое небо, на котором совсем не видно звезд, сует в рот сигарету и чиркает зажигалкой.

На улице сейчас точно ниже нуля, но ему почему-то бесконечно тепло – или он просто разучился чувствовать холод. На кончиках пальцев горит давно умерший сентябрь. Он умер, но пальцы все равно уже замерзнуть не могут.

Тэён садится на скамейку рядом и тянет из его пачки сигарету. Прикуривает от своей зажигалки и выдыхает дым куда-то вверх, делая его облаками, которых на небе сейчас нет.

– Так странно понимать, что звезды из любого уголка Вселенной выглядят одинаково яркими. – Мингю мнет фильтр меж пальцев и снова подносит сигарету ко рту.

– О чем ты, – Тэён не спрашивает, говорит монотонно-безразлично, – я не вижу никаких звезд.

– Они внутри.

Вторая половина ноября приносит с собой жуткий холод и всего один скудный снегопад – снежинки тают, едва коснувшись земли, и пропитывают воздух странным запахом морозной сырости. Мингю снег ненавидит почти так же сильно, как и дождь когда-то, но в этом году с судорожным отчаянием ловит каждую снежинку пальцами и подносит поближе к лицу в попытке успеть разглядеть узор, но та тает, едва он успевает выдохнуть.

Вернувшись в дом, Мингю проводит рукой по поверхности зеркала – первое, что он делает, едва оказавшись в комнате. Трещины на поверхности расползаются – все дальше и дальше с каждым днем. Мингю много раз оставляет порезы на пальцах и роняет кровь на пол, но все равно никогда не прекращает возвращаться – просто чтобы проверить, насколько далеко зашли эти пропасти его отражения.

Когда-нибудь их станет много настолько, что он уже не сможет рассмотреть в зеркале себя.

– Пойдем. – Тэён тянет его за рукав кофты, и Мингю не сопротивляется.

Они ложатся рядом на широкую кровать; Тэён крепко обнимает его сзади и почти сразу засыпает тревожным сном, а Мингю еще долго таращится в стену и слушает его тяжелое дыхание. Кровать жутко неудобная – он думает об этом каждую чертову ночь на протяжении уже почти месяца, но так ни разу и не говорит вслух. Знает, что дело не в кровати вовсе и даже не в том, что Тэён купил ее без его ведома, аргументировав свое приобретение словами, что устал спать на полу.

Он переезжает к Мингю почти сразу после его возвращения. На самом деле сделал он это задолго до этого – просто не давал всему этому названия. Но весь дом был завален его вещами, и это место кричало больше о присутствии Тэёна, чем Мингю, который чувствовал почти болезненное отторжение.

Он ничего не сказал, когда Тэён молча перевез свои оставшиеся вещи к нему. Ничего не сказал, когда тот известил его о том, что теперь свою квартиру будет сдавать. Мингю был рад, что Тэён рядом. Кажется, теперь они нуждаются друг в друге больше, чем когда бы то ни было.

Он засыпает во втором часу ночи – всегда засыпает в это время. Ему снится сиреневое море и венки из лаванды. Пять безымянных звезд жемчужным бисером на кромке неба. Радуга в чужих темных волосах. Теплые касания по запястьям, что пульсом подбираются к сгибу локтя. Ему снится грань мира, за которой цветут пурпурные гибискусы. И запах миндаля.

Мингю просыпается раньше Тэёна – всегда раньше. И долго лежит с закрытыми глазами, пытаясь поймать ускользающие мгновения, которые так же реальны, как и ноющая пустота под сердцем. Он знает, что, когда откроет глаза, ему придется отпустить. Он знает и открывает.

А следующей ночью начинает все заново.

– С днем рождения!

Он смотрит на небольшой торт всего с одной свечкой. Сиреневой. Маленький огонек светит тускло, но достаточно ярко для того, чтобы разглядеть в темноте взволнованное лицо Чонхо. Мингю чувствует стыд. Прошло почти два месяца, а ему до сих пор сложно смотреть на него. Хуже даже не это, а то, что Мингю не знает, сможет ли в принципе спокойно смотреть на него хоть когда-нибудь. «Не смей видеть во мне кого-то другого», – сказали ему однажды, а теперь он видит этого «кого-то» в ком-то еще.

Едва он задувает свечу, даже не загадав желание, Тэён щелкает выключателем, и в комнате загорается свет. Мингю почему-то хочется отмотать время на пару секунд назад и остаться в темноте. Просто чтобы проверить, светит ли внутри еще до сих пор настолько ярко, чтобы вынырнуть из тьмы.

– Ему сложно, – говорит Тэён, когда они выходят покурить.

– Я знаю, – Мингю опускает взгляд, – мне тоже.

– Я же не вижу в тебе… никого, – на него внимательно смотрят сквозь прищур, – так что и тебе пора завязывать.

Первые три дня были самыми сложными. Мингю смотрит на Тэёна в ответ и не может не вспоминать те чертовы три дня, когда он просто сидел на полу напротив зеркала и не двигался. Смотрел на то, как трещины на поверхности расползались все дальше и дальше. Кажется, тогда он даже скорость вычислил: три миллиметра в час. Пропасть родилась в самом центре, куда с обратной стороны ударил стул, подхваченный чужими руками.

В конце третьего дня стул швырнул уже Тэён – в стену. Ушел из дома на несколько часов, а вернулся с двумя чемоданами.

– Пожалуй, и правда пора, – неожиданно улыбается Мингю, переводя взгляд на все то же пустое небо без облаков. И без звезд тоже, но они и не нужны. Он кладет руку себе на грудь и сжимает в кулак рубашку. Они все здесь. Ведь правда?

«Я всегда буду рядом».

Он закрывает глаза и разжимает ладонь.

Когда они возвращаются в дом, Санхён уже доливает остатки соджу себе в стопку, на ходу поправляя абсурдный цветастый колпак, который