Мне тебя навязали - Лариса Петровичева

к этому привык. Когда всю жизнь исполняешь такие вот приказы, тебе постепенно становится все равно.

– А не исполнять ты не можешь. Снова изрежешь себя, а потом окажешься в карцере, – Адемин отрезала кусочек омлета, но есть не стала – так и держала на вилке.

Улыбка Рейвенара сделалась мягче.

– Вот, теперь ты наконец-то понимаешь меня.

– Мне очень жаль, – искренне сказала Адемин. – Мне правда очень жаль. Тогда надо было дать тебе ту мазь… но я была так зла на тебя за все, что ты сделал, мне было так больно, что я…

Она замолчала. Рейвенар взял салфетку, принялся выдергивать из нее нитки.

– Ты продолжай, продолжай. Тебе было так больно, что моя боль стала твоим лекарством. Принесла облегчение.

Он был прав, и Адемин признавала эту правоту. Тогда она была как заключенная, которая увидела за решеткой своего мучителя, и испытала жгучую радость по этому поводу. Но эта радость так не вязалась со всей душой, с целой жизнью, что к боли примешался и стыд.

– Верно, – откликнулась Адемин. – Ты прав. И я не хочу, чтобы это повторялось. И да, я принесу тебе мазь, если потребуется. Потому что я такая самой себе не нравлюсь.

Рейвенар понимающе кивнул.

– Ты не такая, как мои сестры. Знаешь, что сделала бы Лемма? Сбегала на кухню, принесла мешок соли и засыпала бы меня.

Гертруда и Зоуи поступили бы точно так же. И Адемин не хотела становиться такими, как они. Жалость к Рейвенару и сочувствие к предателю, превращенному в свинью, вернули ее к себе. Вернули ей исцеленную душу.

Можно пройти через муки и боль, но все-таки не превратиться в чудовище. Держаться за свою душу, как за последний оплот.

– Мне жаль, – искренне сказала Адемин.

– И мне жаль, – с той же сердечностью, в общем-то, ему несвойственной, откликнулся Рейвенар. – Прости меня. Я должен был поступать с тобой иначе.

После завтрака они выехали в Подхвостье, не говоря друг другу ни слова, но Адемин чувствовала, как в этой тишине между ними прорастают какие-то новые, особенные узы, соединяя их крепче, чем соединила магия. Когда показался храм Святого Дунстана во Тьме, Адемин решила, что они снова едут к отцу Томасу, но экипаж погрохотал дальше, катя среди совсем старых домов – они нависли над дорогой так, словно рассматривали полуслепыми бельмами глаз тех, кто осмелился нарушить их покой.

Людей здесь не было. Никто не выглядывал из подворотен, никто не стоял черной тенью в провалах замусоренных арок и не вываливался из распахнутых пастей кабаков. У Адемин почему-то начали ныть зубы, и пришло странное чувство, будто на спине лежит чья-то тяжелая невидимая рука.

– Здесь много участков старой магии, – объяснил Рейвенар, наверно, заметил, что принцесса побледнела. Сам-то он выглядел так, словно ехал на приятную прогулку. – Силы, спрессованной веками. Она прикроет нас от Моргана – он будет знать, что мы ездили в Подхвостье, но не что мы тут делали.

– Я поговорю с ним, – откликнулась Адемин. – Расскажу, где мы были, расскажу про отца Томаса и его записки. Раз уж я стала заниматься благотворительностью, король должен об этом знать. Это нас прикроет. Он будет думать, что мы обсуждаем проекты школы и больницы, а мы на самом деле…

Рейвенар посмотрел на нее, нахмурившись, а потом вдруг рассмеялся.

– Где лучше всего прятать краденое? На чердаке у полицейского!

Вскоре экипаж прокатил по мосту над смрадной речушкой, миновал несколько улочек и выкатил на площадь, остановившись возле пустого постамента. Чей памятник стоял здесь когда-то? Уже не узнаешь, буквы давно истерлись. Рейвенар спрыгнул на грязную мостовую, помог Адемин спуститься и сказал:

– Ну вот, попробуем здесь.

Они прошли за постамент и встали друг напротив друга, словно дуэлянты или борцы. Рейвенар мягко провел по воздуху, и на его ладонях засветились небольшие сиреневые шары.

Не облако Харамин. Что-то несложное, почти доброе – повинуясь невнятному зову, Адемин протянула руку вперед, и шар с левой ладони принца соскользнул и потек к ней.

– Хорошо! – одобрил Рейвенар. – Ты понимаешь, что сейчас делаешь?

– Нет, – откликнулась Адемин, и на мгновение что-то внутри сжалось, словно она сделала нечто плохое. Но шар не сменил направления – подплыл к ее руке, лег на протянутую ладонь.

С ним пришло умиротворение. Почти покой. Адемин наконец-то осознала, поняла и приняла: страх ушел. Ей больше не было страшно, ужас покинул ее, а она поняла это только теперь.

Ей стало легче. Намного легче.

– Что это? – спросила Адемин, не сводя глаз с перетекающих сиреневых струек энергии в глубине шара.

– Это обезболивающее заклинание, – ответил Рейвенар. – Очень сильное. Ты забрала его у меня и не поняла этого. Попробуй теперь отдать.

“Я очень слабый маг, – напомнила себе Адемин. – У меня почти нет способностей, я не умею передавать чары, я даже…”

– Беги, маленький, – сказала она вслух, и шар сорвался с ее ладони – упал на грязные камни мостовой, запрыгал по ним, будто детский мячик.

Рейвенар присел, подхватил его и дунул – шар рассыпался ворохом ярких искр. Некоторое время Адемин вслушивалась в себя, заново привыкая к умиротворению и покою – это было как покачиваться на морской волне.

Потом она спросила:

– Почему ты не дал мне это заклинание раньше?

– Потому что оно бы не сработало, – ответил Рейвенар. – Душа должна сама залечить свои раны. И ожить, когда будет к этому готова.

Он энергично растер ладони и над ними с треском появился новый шар, золотой и яркий. От него веяло угрозой, словно прямо над головой сгустился смерч.

– Работаем дальше, – произнес Рейвенар. – Это боевое заклинание. Попробуй забрать его.

 

***

Когда они вернулись во дворец, Адемин едва держалась на ногах от усталости, но Рейвенар видел, что она счастлива. В