Мне тебя навязали - Лариса Петровичева

Но громадный хряк лишь визжал. Копыто било в мрамор пола, по уродливой морде струились слезы, пятачок дрожал. Морган довольно улыбнулся – подошел к тому, во что превратился Эван, потрепал тонкое крупное ухо.

– На кухню его, – приказал он. – На завтрак всем подать сладкую вырезку с апельсинами по-циньски. Остальное – отправить в посольство.

***

Когда Рейвенар увидел, как болезненно дрогнуло и исказилось лицо принцессы, то по губам пробежала язвительная улыбка.

Да, с предателями в Вендиане поступали именно так. Их разрубали на части, причем так, чтобы тот, кто выменял любовь к родине на чужеземное золото, был жив до самого конца. Отец немного изменил процедуру.

А в Бергаране, похоже, было по-другому. Ну или Адемин никогда не присутствовала на таких вот… мероприятиях.

Или же ей просто страшно. Потому что Морган ведь заставит всех отведать этого мяса – разве что Эрика пощадит. А остальные будут есть да нахваливать.

Эвин теперь визжал тонко-тонко. Став свиньей, он все равно понимал человеческую речь и знал, как именно закончится его путь.

Вот тебе и дворец на побережье. А надо было раньше думать, когда собирался продавать свою страну. Рейвенар сейчас был полностью согласен с отцом и даже думать не хотел ни о какой милости к уроду.

А вот Адемин вдруг бросилась к Моргану, упала перед ним на колени и схватила государя за руки. Это был настолько неожиданный порыв, что отец замер, и в его взгляде на мгновение даже мелькнула растерянность.

– Прошу, ваше величество, – голос девушки звучал негромко, но отчетливо. Эвин даже визжать перестал. – Прошу, умоляю, заклинаю вас Господом и всеми святыми его, не делайте этого. Смилуйтесь!

Огилви недоумевающе перевел взгляд на Рейвенара – мол, уйми свою женщину! – но тот и бровью не повел. Такой пьесы в Зале Покоя еще не было, ему хотелось все досмотреть до конца.

– Вы… вы просите милости для предателя, дорогая невестка? – Морган наконец-то совладал с собой, и теперь смотрел насмешливо и почти дружески. – Для того, кто продал родину чужеземцам?

Эвин грохнулся на необъятный зад, задрал уродливую голову к небу, и Рейвенар готов был поклясться, что свинья молится.

– Нет, ваше величество, – ответила Адемин. – Не милости, но… Не такой страшной лютости.

Пожалуй, отец и правда перегибал палку – Адемин с ее чувствительностью и добротой просто не могла этого пережить. А вот мать и сестры Рейвенара уплетали бы мясо за обе щеки и еще просили бы добавки – в этом принц не сомневался.

– Ваш государь-отец не казнит предателей?

Моргану нравилось, когда перед ним стояли на коленях. И Адемин сейчас была невероятно, сокрушающе прекрасна. Тяжелый свет Зала Покоя лежал на ее волосах и скользил по спине, и Рейвенар вдруг вспомнил картину, которую когда-то видел в музее изящных искусств.

Святая Анна просила безжалостного царя язычников Гвайра о милости к детям и женщинам захваченного народа. И стояла перед ним так же, как Адемин сейчас стояла перед Морганом.

Гвайр убил святую первой – и сказал, что его милость в том, что она не увидит чужих мук. На всякий случай Рейвенар оживил защитное заклинание. Не облако Харамин, конечно, но тоже сильное.

– Казнит, ваше величество. Но не приказывает их съесть. Это не мудрость владыки, а безумие.

– Вы назвали меня безумным, дорогая невестка? – насмешливо осведомился Морган, и Рейвенар прибавил к защитному заклинанию еще одно.

– Я всей душой верю, что это не так, – откликнулась девушка. Морган посмотрел на Огилви и покачал головой.

– Кто-то не закрыл двери во дворец, и к нам пробралось милосердие, – заметил он. – Вы понимаете, дорогая, что я должен преподать урок всем? И тем, кто подкупает моих людей, и тем, кто продается?

Да уж, такой урок запомнят навсегда. Жители княжества Цинь, благородные беспощадные поэты, пожалуй, и балладу об этом напишут.

– Конечно, ваше величество. Но вы должны быть государем справедливым и мудрым. Таким, как я увидела вас. Таким, а не бешеным зверем.

Рейвенар с трудом сдержал усмешку. Сперва принцесса показалась ему безвольной овцой, которую принесли на заклание – но теперь он видел, что это далеко не так. Чтобы встать вот так рядом с Морганом, чтобы молить его, настойчиво продвигая свою линию и даже льстя, надо иметь крепкий характер и безграничную смелость.

Он даже пожалел о том, что они неправильно начали. Если бы Адемин влюбилась в него, они бы горы перевернули вдвоем.

Но Морган убил Шейлу, чтобы сын не отвлекался от важных государственных задач. И в тот день Рейвенар мог думать лишь о своей потере.

– Вы превратили его в животное, – продолжала Адемин гнуть свою линию. – Ваше величество, этого достаточно! Предатель и есть зверь перед лицом Бога и людей. Отправьте его циньскому послу, как хотели! Циньцы все равно его не пожалеют, но это безумие будет не на ваших руках! Оставьте себе правосудие государя, а им всю грязь!

Морган вдруг рассмеялся. Склонился к Адемин, резким движением поставил на ноги. Обернулся к Огилви и задумчиво произнес:

– Надо же, кто-то задумался о чистоте моих рук и о моей совести. А то привыкли, что я убираю за всеми грязь… Ладно, дорогая невестка, я признаю вашу правоту. Но моя жена скажет, что свинья заступилась за свинью.

Ноздри Адемин едва заметно дрогнули, но она не опустила головы.

– Пусть так, ваше величество. А вы ответьте, что человек заступился за грешника, как и велит всем нам Господь. Не будет же моя дорогая свекровь спорить с Господом?

Морган рассмеялся еще громче. Приобнял Адемин за плечи и повлек ее к выходу – вздохнув с облегчением, Рейвенар потянулся за ними, пока не гася защитных заклинаний.

– Вы ее еще не знаете. Будь ее воля, она бы спорила и с Царем Небесным, и со всеми святыми, и с каждым бесом вплоть до Падшего,