Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей

— Пойдёмте варить ваш кофей.

Тихий смешок Слепцов предпочёл проигнорировать.

Выходит, что письмо писали, стараясь сохранить анонимность.

Передать его могли и лично, и с посыльным.

Автор письма по роду деятельности с письменной, как и бумажной работой не связан.

Что ж, из записки в три строчки – очень даже много.

Остальное – домыслы, из которых: автором письма мог статься человек малограмотный.

По всему выходит, что понять надо, что за дело, об огласке которого так мог волноваться товарищ министра.

Слепцов достал свои заметки, когда Алиса, вызнав у него всё до капли, замолчала, сосредоточившись над ковшом с кипятком.

Гурко — Сытова — Мадам Эстер — Лидваль.

Гурко говорить отказался и под страхом ссылки.

Сытова пусть пока успокоится, расслабится, а он, понаблюдает за ней издалека.

А вот мадам Цеховую, она же Эстер, навестить не мешает. И если ему повезёт, то, то самое дело Гурко окажется ателье, которым руководит Цеховая.

— Нет, подождите, — не дала она коснуться чашки, — добавим молока и сахара. Пейте теперь.

Удивительно было, как естественно она управляется на кухне, кофе подаёт… в своей тарелке.

— Вы поедете в этот дом? — на вопросительный взгляд расфырчалась: — в ателье это! Ну это, которое и не ателье.

Слепцов тяжело вздохнул:

— Это ателье, я объяснял вам уже. Просто одеться там может любая женщина без денег.

— Я поеду с вами!

Следующую минуту покрасневший от кашля и смущения Слепцов пытался справиться с кофе, что пошёл не в то горло, пока барышня невозмутимо сидела напротив и ждала.

— Об этом не может быть и речи!

Начались уговоры. Кое-как Василий смог достучаться до этой авантюристки, что с барышней ему появиться там заказано. Что он – лицо не уполномоченное, и хорошо, если он сумеет вообще подобраться к Цеховой, да вывести её на разговор. Тем более, что пути у этого разговора могут случиться всякие, и не готов он, если придётся, радикально при ней действовать!

— Я хочу знать, что они, эти девушки, там по собственной воле! И, если вы мне не поможете, я пойду туда сама, как клиентка!

Василий подскочил так резко, что деревянный стул завалился на пол:

— Вы не посмеете! — отчего ж она совсем его не боится? Любой бы стало страшно, нависни над ней человек под два метра ростом! — Только попробуйте!

— Вы сами видели, там, в ресторане этом! Что там творится! Коля мне тоже говорил: они сами, пускать не хотел! Только если бы я его послушалась, осталась безучастна, её бы просто изнасиловали! Поймите же наконец! — она тоже подскочила, и сейчас, такая маленькая и хрупкая рядом с ним, пыталась бодаться наравне. — Мало какая женщина идёт сама в такие места! А если и идёт, у неё нет другого пути!

Дурочка, ну какая же она у него дурочка. Совсем жизни не знает, а всё туда же – мир менять.

— Не пущу! — аргументы кончились. Да и где их взять? Она как говорить начинает, поди-ка, вставь хоть слово. — Вы, только зайдёте в это место, замуж никогда не выйдете!

— И хорошо! Я и не собираюсь! Я вообще найду себе фиктивного мужа, и учиться пойду! — Алиса показала ему язык. А он… чуть не вскипел, как тот кофий.

Хотелось схватить её за плечи, да встряхнуть хорошенько, чтобы перестала глупости всякие делать, да стол проклятый меж ними мешал.

Он потянулся даже, только вместо того, чтобы взяться за плечи, руки его аккуратно, но твёрдо взяли её лицо. Василий не ждал, он потянулся сам, не давая ей ни времени, ни пространства для манёвра.

И она приняла. Распахнула губы, выдохнула изумлённо – он глотнул этот выдох, позволяла себя целовать, держалась за его затылок, словно никогда не отпустит сама.

Мочи не было. Силы, выдержка – всё дало трещину. Он, действуя на инстинктах, контролировать которые уже не выходило, ласково тронул языком… пустила, застонала…

Как вышло, что не было меж ними стола, что он прижимал её к себе, Слепцов не знал. Помутившемуся разуму казалось, что в месте том, где касались её пальчики, огненные ожоги оставались. Она сама… сама целовала… скользила языком по его губам, ныряла глубже… будто стала потоком, омывающим его. Сладкие поцелуи, тихие стоны, льнущее к нему девичье тело…

Невозможно терпеть, ужасно тяжело и страшно прекратить, когда тело продолжает само. Надо! Надо остановиться, пока не случилось непоправимого. Нельзя, не так… не с ней…

Она сидела уже на столе, а он, над ней, в распахнутой рубашке, с трудом смог оторваться от нежной шеи.

— Алиса.

— Вася, Васенька, — она размякшая, с закрытыми глазами, шепчет, словно в забытьи. — Не останавливайся, я прошу тебя… всё потом, что угодно… — Алиса схватила его руки, положила себе на грудь…

Он ничего не мог… как противиться… пальцы сами заскользили по полушариям, заставляя Алису стонать, прижиматься к нему, губами хватать, наверно всё, без разбору, шептать, как в горячке:

— Милый мой, хороший, — руки её на его груди, и Слепцов понимает, что он не в силах… что тело уже мелко потряхивает от нарастающего напряжения, что скопилось в паху.

— Я ведь не железный…

Её ладонь накрыла член, и мужчина застонал.

Громко, хрипло… Попытался расстегнуть мелкие пуговички на платье – куда там, руки дрожали, не попадая. Она потянулась сама, ловя его губы, а Василий, словно испытывал какую-то животную потребность касаться её, отлучившись от груди, руками скользнул по тонким девичьим ногам.

Платье не сняли, стянули лишь, оставив болтаться на талии.

Она сама вернула себе на грудь его руку.

Теперь не было слоёв ткани, лишь тонкая сорочка… пальцы дрожали… она накрыла его руку своей, слегка надавив, и у Слепцова окончательно сдала выдержка.

Не было больше границ, не было условностей. Была лишь прекраснейшая женщина из всех, что он встречал, и женщина эта изнывала под ним, она просила, хотела…

Сорочка повисла на платье, и он сперва губами обхватил сосок, втянул в себя, приласкал языком, массируя, играя с другой грудью…

Всё потом, они всё решат потом. Сейчас же, как бы не изнемогал сам Василий, было кое-что важнее: эта женщина должна сходить с ума от удовольствия, когда он, наконец, возьмёт её.

Груди, плечи, долгие, глубокие поцелуи в губы… пальцы его скользнули в лоно, она закричала, откинулась на спину.

Сперва нежно, разведывая, вскоре он понял, что она готова –