Судьба магии - Бет Рэвис

«Мы, конечно, охраняем его, – добавила Бригитта. Она махнула рукой в сторону стражников, которые используют как заклинания, так и простое патрулирование окрестностей. – Но Древо священно. Оно является связующим звеном между магией и обыденными вещами, между смертными и богинями. Так что оно и само защищает себя».

Я чувствую волнение среди людей, когда мы приближаемся. Некоторые прибыли еще раньше, чем Корнелия повела к Древу нас с Фрици. Общее настроение заразительно – я ощущаю, как начинаю вибрировать от предвкушения. Но в моем животе скручивается клубок страха.

Церемония, связывающая меня с Фрици, состоит в том, чтобы выпить очень мощное зелье, которое может убить меня и разрушить ее магию, если Фрици приготовила его неправильно. Однако на памяти живущих еще никто не был связан подобными чарами, тем более не были связаны избранный богиней чемпион и воин, так что, думаю, у Начального Древа сегодня устраивают немного более пышную церемонию, чем полагается.

Фрици, которая не отставала от Корнелии, немного замедляется, пока не оказывается рядом со мной. Она вкладывает свою руку в мою, и я сжимаю ее пальцы.

Толпа позади нас растет. Лизель то и дело проталкивается вперед, кажется, она знает по имени каждую ведьму в ковене. Я пользуюсь моментом, чтобы оценить дом, который обрел, потому что мой дом – это не комната, которую я делю с Фрици на деревьях, а все это. Это Хартунг, который просыпается раньше всех в Источнике, чтобы испечь хлеб. Это Альберта, которая наточила мой клинок, когда увидела, как я мучаюсь с точильным камнем. Это Манеголд, который учит детей заклинаниям и грамоте, и это Фольквинна, которая латает их исцарапанные коленки. В Бернкастеле у меня был только дым от костра, который поглотил мою мать. Я никогда не чувствовал общности с теми, кто наблюдал, как она сгорает. А в Трире меня окружали враги. Там были сироты, которым я помогал и которые помогали мне. С болью в сердце я шепчу молитву, надеясь, что с ними все в порядке. Трир, хотя там у меня и было несколько друзей, на которых я мог положиться, являлся моей миссией.

А Источник стал домом.

Наши шаги замедляются, когда мы выходим на поляну. Хильда стоит рядом с Бригиттой, обе радостно улыбаются. Члены Совета – Рохус и Филомена – сидят за столом, который установлен на мелководье кристально чистого пруда.

А за ними…

У меня округляются глаза. Начальное Древо – ибо чем еще может быть это массивное, раскидистое дерево? – растет в центре пруда. И это не одно дерево.

Их три.

Корни извиваются, переплетаясь, как виноградные лозы, узловатые сучки выглядывают из-под поверхности спокойной воды. Корни представляют запутанный клубок, как и ветви, сплетенные плотно, почти как корзина. Но даже с такого расстояния я вижу, что это три отдельных ствола. Я останавливаюсь, в потрясении глядя, как переплетаются три дерева, как стволы соединяются вместе, образуя одно целое.

Сейчас ранняя весна, но на одном из деревьев уже появились новые побеги, свежие бледно-зеленые листочки, которые пока не распустились. Создавая контраст, ветви этого дерева переплетаются с другим, листья которого красные и желтые, а не зеленые. Ветви третьего дерева голые и тонкие.

Фрици тянет меня за руку, и только тогда я осознаю, что все это время стоял, нелепо уставившись на массивное дерево. Я слышал о древних верованиях в Иггдрасиль[10] от норвежца, которого встретил во время путешествий, и об axis mundi[11], невидимой грани между мирами, о которой мне рассказал астроном. Однако вид этого дерева заставляет меня задуматься, есть ли в легендах зерно истины, сокрыта ли в них реальная история, которая мне не известна?

Я не осознаю, что еще меня окружает, пока не делаю шаг в пруд – тот, из которого растет древо, – и не останавливаюсь у стола, где нас ждут Рохус и Филомена. Вода доходит нам до лодыжек, она прохладная, не очень холодная. Корнелия присоединяется к остальным, по одну сторону от нее оказываются жриц со жрицей, а я с Фрици – по другую.

Между нами стоит бутыль.

Шум толпы стихает. Нас окутывает тишина.

Корнелия заговаривает первой, ее подхватывают остальные. Вокруг так тихо, что даже ветер не шелестит листьями и ни одна птица не щебечет. Кажется, в этот момент весь мир слышит, что говорит Корнелия.

Но только не я. Ее слова звучат, словно в отдалении. Мне следовало бы прислушаться, но…

Я смотрю в широко раскрытые глаза Фрици, в которых отражается едва сдерживаемая паника. Слышу биение ее сердца, которое кажется громче, чем все остальное. Чувствую, как легонько дрожат ее пальцы.

Я провожу большим пальцем по ее костяшкам, и она поднимает на меня глаза.

«Я тебя люблю». – Мои слова беззвучны, губы едва произносят их, но я знаю, что Фрици слышит правду.

И вот она. Тень улыбки, которая появляется, когда взгляд Фрици останавливается на мне, и ее мысли сосредотачиваются на нас.

Ни на чем другом.

Корнелия повышает голос, объявляя громче и отчетливее:

– А теперь, чтобы соединить ваши судьбы, вы оба выпьете зелье, которое свяжет ваши души и силы. – Она поднимает бутыль, чтобы все могли увидеть, а затем предлагает ее нам.

Фрици тянется первой. Я наблюдаю, как напрягаются мышцы на ее горле, когда она выпивает половину зелья несколькими большими глотками. Ее глаза темнеют, а тело замирает.

«Что-то не так?»

Я бросаю взгляд на Корнелию, меня внезапно охватывает паника, но жрица только кивает, давая понять, что я пью следующим. Я беру бутылку из рук Фрици и осушаю ее.

Темно.

Холодно.

Жестокая ярость захлестывает меня – что-то хочет, чтобы я повернул голову и посмотрел. На что? Мышцы шеи дергаются. В глазах темнеет. Меня дергают, поворачивают, тянут, чтобы я посмотрел…

На Древо.

Злая ярость ослепляет меня.

Темно.

Холодно.

Леденящая тьма рассеивается. И формируется связь, невидимая нить, соединяющая душу Фрици с моей.

Утренний свет вновь наполняет мои глаза. Я сжимаю пальцы Фрици.

Она пристально глядит на меня, и в ее глазах блестит ужас.

8

Фрици

Я неотрывно смотрю на Отто. Сосредотачиваюсь на нем, только на нем, потому что для этого и проводится церемония – для сближения с Отто.

Но что-то… не так.

У меня в груди.

В животе.

В шраме от клейма на бедре появляется зуд, жжение, и оно усиливается, причиняя боль, пульсируя…

Я сжимаю свободную руку в кулак, чтобы не начать раздирать кожу, в надежде, что смогу избавиться от назойливого ощущения, – и взглядом натыкаюсь на Корнелию.

Она хмуро смотрит, склонив голову набок,