Повилика - Катерина Крутова

непонимание самого себя. Бас слушает, изредка пронзая меня сосредоточенным взглядом, слишком пристальным, учитывая количество выпитого. Доктор Керн больше не подозревает меня в шизофренических бредовых фантазиях. При свете Луны, на границе мира людей и бескрайнего океана магия обретает силу и наполняется верой даже таких прожженных циников, как Себастиан Керн. Приятель не осуждает и не обсуждает мои откровения, просто идет рядом в ритме сердца, дышит одним воздухом и, кажется, видит глубже, чем я сам.

— Ну что, звоним психиатру? — спрашиваю, поднимаясь по ступеням на террасу бара.

— Пока отложим, — усмехается Бас, — мы как раз пришли в аптеку.

*

«Крошку тунца», маленькую закусочную на берегу, мы покидаем далеко за полночь, после закрытия, в компании смешливой официантки Ханны, явно разглядевшей в Басе не только источник щедрых чаевых. Хорошенькая студентка, подрабатывающая в прибрежном баре, скидывает сандалии и убегает по кромке прибоя, поднимая брызги и сверкая светлыми пятками. Смуглая, оливкового оттенка кожа ее отливает тусклым золотом, а темные волосы развеваются на ветру. Я останавливаюсь в хмельной завороженности моментом. Бас вопросительно выгибает бровь, разуваясь следом за нашей спутницей.

— Девчонка совсем, — шепчу, прекрасно понимая, к чему ведет полная откровений и алкоголя ночь. Керн улыбается и устремляется навстречу заразительному задору молодости и беззаботной жизни. Ханна танцует по колено в воде. Низ платья намок и облепляет стройные ноги. Я невольно любуюсь прекрасной девушкой в быстротечном моменте неуловимой жизни, а Бастиан уже рядом, поддерживает древнюю как мир игру. Сколько ей — двадцать? Двадцать пять? Как часто она вот так с легкостью завершает смену в компании первых встречных? Как скоро моя Полина выпрыгнет из последних детских грез и с неудержимым безрассудством бросится в омут пьянящих страстей? Мысли о дочери переносят далеко — в оставленный утром дом, к жене, хранящей мрачные тайны, к прежней жизни, которую не вернуть. Внутри поднимается и крепнет давно забытая потребность, желание творить музыку наполняет все существо до краев и грозится выплеснуться через край — точно пузырьки в бокале шампанского. Не имея возможности сесть за инструмент — напеваю под нос, перебирая минорный ритм кончиками пальцев, скользящих по шероховатой ткани джинсов. В новорожденную мелодию вплетается свет Луны и смех Ханны, плавные провокационные движенья Баса и ленивый прибой, в ней качаются белые гроздья цветов бузины с заднего двора, и варится тягучий кофе на утренней кухне. Сердце заходится грустью от печальной решительности взгляда Лики, прогоняющей меня прочь.

Я так глубоко погрузился в себя, что не сразу осознаю происходящее. Ханна уже не танцует с Басом, а игриво обнимает меня и прижимается горячими влажными губами к моему рту. Она целует и смеется одновременно, а я отвечаю неосознанно, попав во власть очарования молодости и безрассудства алкоголя. Керн, стоящий поодаль, ухмыляется и выгибает бровь. И хотя близость молодого податливого тела пьянит, а Бастиан откровенно намекает пуститься во все тяжкие, ловлю паузу между ласками и вместе с глотком воздуха набираюсь решимости и отрицательно мотаю головой. Ханна лишь слегка разочарована и быстро находит утешение в объятиях моего друга. Я следую за ними до эллинга, провожаю взглядом идущих по лестнице наверх, и еще раз отказываюсь в ответ на приглашающий жест приятеля. Бас кивает и звонко хлопает ладонью по девичьей попе, так привлекательно качающейся из стороны в сторону на пару ступеней выше. Официантка смеется заманчиво, обещая удовольствие без обязательств и последствий.

Я еще слышу какое-то время их страстную и веселую возню на втором этаже. Забираюсь в яхту и на борту кокпита выстукиваю ритм привязавшейся мелодии. Я слышу прерывистое дыхание и звук падающей на пол одежды. Удивительно, но вместе с памятью и слухом ко мне вернулась тяга творить. Бегло записываю ноты на бумажном пакете с эмблемой доставки еды. Место быстро заканчивается, и я сую руку в карман, обнаруживая там листок, вырванный из гримуара. Когда я успел захватить его со стола? Впрочем, неважно. Вывожу бемоли и такты поверх написанных кровью и вином рецептов и поз. Теперь они не имеют значения — важна только музыка, звучащая в голове, — вновь обретенная часть меня.

*

Утром Бастиан стучит по корпусу, и я просыпаюсь в носовой каюте. Выглядываю в люк, стараясь избегать резких движений — голова потрескивает, а тело подозрительно расслаблено и пластично. Ханны нет. Напоминанием о вчерашней ночи след помады на футболке Керна, а глаза блестят сытым довольством. Забракованная накануне фасоль с ветчиной, сегодня залита омлетом и съедена с удивительным аппетитом. Мы готовимся спускать яхту на воду. Основные работы проведены еще по осени, но Бас все равно внимательно и придирчиво оглядывает пластиковый корпус на предмет повреждений, проверяет смазку лебедок и целостность такелажа. Я тем временем распаковываю подписанные контейнеры, распределяя оборудование и инвентарь по привычным местам. Наши диалоги по-деловому коротки — все жесты и взгляды понятны без слов. К полудню красавица «Душа» неторопливо скатывается по слипам кормой вперед.

— Крепи швартовый! — командует капитан Керн и запрыгивает на палубу. Лодка отзывается счастливым вдохом или это плещут о борт радостно принимающие ее волны? Еще пару часов мы устанавливаем мачту и проверяем паруса, а затем наконец-то выходим в море. Добрый час Бас закладывает галсы, меняет курс и щурится, подставляя лицо солнцу и всем ост, вест, зюйд и нордам, а затем, когда берег становится лишь узкой полоской на горизонте, кидает якорь, укладывается на тиковой палубе и, уставившись в небо, сообщает:

— Я тебе верю, Влад.

— Прям полностью и безоговорочно? — сажусь рядом, свешивая в воду босые ступни.

— Разбежался! — усмехается друг и после паузы добавляет, — давно подозревал — с этим семейством что-то нечисто.

— Подозревал он, — хмыкаю с мелочной мстительностью, — на прошлой неделе один хороший врач грозился отправить меня к психиатру.

— Этот «хороший врач» в свое время потратил несколько тысяч евро на личного психотерапевта по милости одной из этих дам.

Вероятно, мой взгляд настолько пристален и заинтересован, что Бас чувствует его с закрытыми глазами. Поелозив по палубе, точно пытаясь удобнее устроиться, доктор Керн начинает неторопливую исповедь:

— Мы познакомились на одном концерте в клубе. Я тогда грезил о карьере саксофониста и отец, в кои-то веки обратил на сына внимание и свел с нужными людьми. Мы с молоденькой певичкой были на разогреве у столичной группы, а затем за ближайшим столиком к сцене поедали халявный ужин — плату за первое «взрослое» выступление. Напарница оказалась до невозможности липкой и душной, и я свалил подышать. А в переулке у черного хода стояла Полин и курила жутко вонючие и, очевидно, нелегальные папиросы.

— Будешь? —