Повилика - Катерина Крутова

барон без раздумий платил втридорога. Прислуга дивилась, приближенные соратники между собой крутили пальцем у виска, но Ярек с удивительной легкостью потакал странностям и капризам молодой жены. Каждую ночь он проводил в ее покоях, каждое утро Повилика погружалась с головой в наполненную горячей водой деревянную бадью, специально установленную в примыкающей к спальне комнате. Никого не подпуская к своему телу, жесткой щеткой стирала она липкую пленку близости и невидимые следы воспоминаний о ней. И только после, вычищенная до блеска снаружи, нестерпимо грязная изнутри, обнаженная, в обрамлении роскошных длинных волос замирала перед зеркалом, позволяя Магде облачить себя в один из множества дорогих нарядов. Рыжая девка, повышенная с кухни до личной прислуги хозяйки, не вызывала у Повилики добрых чувств. Старая Шимона еще по осени с позволения госпожи спросилась к внукам — зять захворал, вкалывая на серебряных рудниках, а дочь к рождеству ожидала шестого малыша. Взамен мудрой и заботливой служанки барон прислал ту, что прожигала завистливым взглядом и норовила уколоть, то ехидным словом, то булавкой, подгоняя по фигуре госпожи новое платье. Но девушка оставила прислугу при себе — неприязнь рыжей служила напоминанием об ужасе прошлого и добавляла решимости выпить до дна чашу ненавистного супружества.

Бароном Магда больше не пахла — обидой и стылым одиночеством горели зеленые глаза, а в душе ее росла и крепла одержимость тем, чьи ласки были Повилике в тягость, но давали силу, копящуюся до поры. Спокойно сметала травница с простыней соль и острый перец, прежде чем возлечь на них с мужем. Усмехалась, чувствуя ладан в горенье свечей, небрежно крошила, сжимая в кулаке пустые скорлупки грецких орехов — деревенское ведовство да заговоры не имели власти над той, кого породила сама мать-земля. Но с середины зимы ощутила Повилика внутри не только силу растущую, но саму жизнь. Робкий росток от немилого семени пустил корни и устремился к свету. Долго скрывала баронесса Замен новость от мужа — то плакала на Луну и просила избавленья от бремени, то гладила низ живота и шептала нежности. А по весне, когда день сравнялся с ночью, припала к груди мужа, впитывая удары сильного сердца, запустила тонкие пальцы в тяжелые кудри и зашептала:

— Ношу я в себе дочь твою, мой господин. Будет она сильна и яростна как отец, а суть переймет от матери, как я приняла от своей. И станешь ты любить и беречь ее, как меня не сумел, и получит она власть над тобой, как я не смогла.

— Наречем Викторией в честь моих побед, — Ярек потянулся к жене, и Повилика с готовностью ответила поцелуем.

— Будущей дочерью и безграничной верностью моей прошу — позволь повидать отца. Хочу получить благословенье родительское, чтобы дети наши росли, как пристало приличиям, — разноцветные глаза зажглись повелительным огнем, а кровь в венах барона замедлила ход, стала тягучей и покорной желаньям своей госпожи. Ярек жаждал жену — с той ночи в лесу не мог с ней расстаться, больше чем на день. Нуждался в касаньях и ласках, хоть поутру просыпался без сил. Не пускал за пределы замка, страшась потерять, и спешил быстрей с инспекций из рудников Шельмец-Баньи, лишь бы вдохнуть запах меда и хмеля, запутавшийся в русых волосах. Темные круги залегли под глазами барона, дрожь поселилась в кончиках пальцев. Священник советовал воздержанье, покой и молитвы, но покой Замен обретал лишь в объятьях жены и только ей готов был молиться, почитая подобно святой. Повилика пила его силу, но тяготилась властью. Ей хотелось простора и воздуха, широких полей, глубоких озер, тенистых дубрав. И сейчас, ощущая под сердцем ту, что упрямством пошла в отца, знала — теперь сможет получить желанное.

Ярек млел, одурманенный ласками, позволяя жене целовать так, что на исповеди признали б за грех. А она сплетала пальцы, прорастая в саму его суть, путала мысли, подменяя своими, укрощала грозный норов, подчиняя и властвуя сперва на ложе, а вскоре и во всем замке.

Наутро барон Замен приказал седлать лошадей, и молодая госпожа впервые отправилась за ворота. Чинно рука об руку въехали супруги в деревню и спешились у дома ткачихи. Румяная круглолицая женщина выбежала на порог, вытирая ладони о фартук. Следом за ней в дверях выросла высокая фигура Карела. Седые пряди серебрились в черных волосах, а глаза смотрели в лицо барона с непокоренным вызовом. Узнав благородного гостя, Дузанка в испуге низко поклонилась и дернула Карела за рукав. Но мужчина не спешил выражать почтение господину. Желваки на лице барона выступили, напряглись, а губы дрогнули недоброй улыбкой. Повилика поспешила вперед, походя касаясь ладони супруга, замещая ярость благостью, а гнев приветливостью. Упала на колени перед деревянным крыльцом и, сложив руки точно в молитве, обратилась к отцу:

— Прими выбор мой и благослови наш брак, — а сама не могла поднять слезящихся глаз. Три скупые слезы упали в землю у ступеней, и там, где напитали они землю, расправила листья лапчатка и вспыхнула алыми, точно кровь, цветами. Смятенье и боль ощущала Повилика в самом близком из всех людей, и всем сердцем рвалась утешить его, прижаться к груди, объяснить и молить о прощении.

Но рядом преклонил колено Ярек и взял ладонь ее в свою, как и подобает просящему о жене. Долго молчал Карел, не дыша и не шевелясь, подобно статуе глядя на разбойника и похищенное им сокровище. А затем подошел к той, что была и счастьем его и радостью, поднял с колен и взглянул в глаза, где синь небес простиралась над пахотным полем и тонула во мраке, чтобы вспыхнуть золотом солнечных брызг.

«Прости и отпусти меня, отец!» — взмолилась Повилика мысленно, и Карел покорился, услышав ее мольбу.

— Прими судьбу, дочка, как я принял свою, но не забывай корней, ибо в них наша сила. Ступайте с Богом… — горло свело спазмом, и мужчина закончил уже хриплым шепотом, сжимая в прощальных объятьях свою малышку:

— И пусть каждому воздастся по делам его.

До земли поклонился свекру барон Замен, затем взял под руку жену и увел со двора. Стихли звуки подкованных копыт, осела пыль на дороге, скрылась в доме недоумевающая Дузанка, а Карел все смотрел вслед Повилике, и алели цветы у самого крыльца.

Продолжение

«Капля по капле уходит жизнь, что питала стебель. Капля по капле страницы вбирают сок. Пальцы немеют, и кровь холодеет, но пишутся знаки, чтоб передать новой жизни исходный зарок. Лунного месяца грани нас держат живыми — время отдать,