Туда, где кончается Лес - Лада Монк

студенческие мел и доску.

Де Рейв: Заняться мне нечем!

Я и без них все на свете знаю.

Заклейменная: Стражники королевского сада сказали, что тебя поймали у Обители Света, где ты, вооруженный подзорной трубой, подглядывал за спавшими в саду послушницами…

Де Рейв: Да, да, разумеется, я был там.

Вспоминаю…

Нет, вы, право, смеетесь надо мной!

Я должен вам слишком много,

Вы вытянули из меня все до последней монеты,

Мне не хватит ни на баркас странника, ни на новые туфли, позволяющие проделать значительный путь.

Приговоренная: Ты не покидаешь столицу?

Заклейменная: А все эти истории?

Де Рейв: Как много вопросов!

Я отвечу на оба сразу.

Сущности моей везде уютно, моей фантазии — всюду тесно.

Заклейменная: Ага! Значит,

Правду сказали,

Сообщая нам о том, что ты несколько дней прятался под кроватью жены королевского советника.

Де Рейв: И это — наглая ложь!

Заклейменная: Почему же, если ты был в городе?

Де Рейв: Потому что я несколько дней прятался под кроватью любовницы королевского советника.

Вы довольны таким ответом, барышни?

Приговоренная: Вполне.

Заклейменная: Это лучше, чем узнать подтверждение слухам о твоей кончине.

Де Рейв: Слухам? Вот те на!

Это кто же вам рассказывает?

Приговоренная: Каждый, кто встречался нам по пути вдоль твоей улицы.

Заклейменная: Улицы, где ты жил в погребе под крыльцом.

Де Рейв: И они сказали, что я умер?

Подожди-подожди, я не могу понять…

Они, кажется, то ли опоздали, то ли поторопились.

А впрочем!

Он остановился подумать,

И его глаза на миг налились особенным светом.

Де Рейв: Я вспомнил!

Заклейменная: Вспомнил о чем?

Де Рейв: О том, что я не разрешаю себе спорить со мнением общественности

После одного случая.

А потому — откланиваюсь.

По всей видимости, меня заждались в склепе,

У летописца

И у архивариуса,

Оформляющего некрологи.

И он снял шляпу, в поклоне махнул ею,

Зачерпывая побольше оседавшей на камнях пыли,

Да осыпал себя щебнем, просыпанной пудрой, песком.

Непрозрачная завеса,

В которой кое-где мерцали осколки разбитых цветных стекол,

Полилась из-под его шляпы плотной вуалью

На самые носки сапог.

Когда завеса спала,

На площади лгуна де Рейва уже не было.

Приговоренная: Обрек задыхаться и кашлять от пыли!

Снова сбежал от нас!

Заклейменная: Подлец! Ты его упустила.

Приговоренная: Ровно столько моей вины здесь,

Сколько твоей.

Заклейменная: Спорить не станем. Лучше

Гадай теперь,

По каким оврагам и злачным местам

Его искать.

Приговоренная: А чего гадать?

Вот ведь он!

Приглядись, приглядись!

Бежит по разноцветным крышам,

Задевая черным плащом флюгеры и сбивая их.

Заклейменная: И не представляет,

Каким ярким фоном для его темного костюма

Стали небо и крыши!

Доктор Ф: Вам повезло, что до Бала Бабочек много дней,

И ему не скрыться среди черных махаонов.

Любезные девы, я смею предложить вам свои услуги.

Заклейменная: Да чем же Вы поможете нам, доктор?

Доктор Генрих усмехнулся и заглянул под велюровую скатерть в звездах,

Чтобы вынуть из-под нее пыльный секундантский сундучок,

Снабженный светящимися трубками и крутящимися шестернями,

Заставлявшими две фигуры на крышке бесконечно повторять одну сцену:

Смерть с косой отсекала рыцарю голову,

Он терял ее и брал свой шлем в руки.

Доктор Ф: Я могу предложить вам лучшие пистолеты оружейных мастеров Белых гор.

Прилагаются порох и одна золотая пуля.

Редкий экземпляр… Стоит своих денег.

Доставлено контрабандой:

Пираты, с которыми я в доле,

Рисковали жизнями, чтобы их провезти.

Соглашайтесь, дамы.

Двенадцать монет из ценного у алхимиков желтого металла,

И я отдам их с полагающимися напутствиями.

Заклейменная: Как дорого!

Приговоренная: Мы не можем его упустить.

Доктор Ф: Решайте, пока ваш должник не ушел.

Заклейменная: Черт бы побрал всех торговцев!

Вот Ваши монеты, подавитесь ими, скряга.

Доктор Ф: Пожалуй, напутствия останутся при мне.

И доктор собрал весь шатер и стол в маленькую шкатулку

Да пропал вместе со всем своим добром.

Две преступницы не заметили его исчезновения:

Целились из одного пистолета в убегавшего от них де Рейва.

Ветер подгонял шута и звенел у него в ушах,

Он смеялся, придерживал шляпу одной рукой и бежал,

А раскрашенные плитки черепицы крошились и катились вниз,

Задетые шпорами и тяжелыми подбитыми железом каблуками.

Прогремел выстрел, орошая городскую площадь дорогим порохом,

И де Рейв, путаясь в своем плаще и сквернословя на северном наречии,

Покатился по яркой крыше амбара к желтым копнам сена под ней.

Заклейменная: Вот он!

Приговоренная: Лови его!

А полуденное Солнце между тем бросало зерна света

В лужи, текшие под корнями деревьев в лесу,

В крошечные моря, где жухлые листья и скорлупки ореха были лодками,

Густой мох — водорослями,

Выпавшие из сумок лесных разбойников украденные монеты — сокровищами.

Полуденное Солнце согревало муравейники и осиные гнезда,

Многоуровневые города и деревни, похожие на те,

Что скрыты в жерлах потухших вулканов и недрах гор.

Полуденное Солнце освещало весь маленький большой мир

Прекрасной Симары, жены колдуна,

Никогда не покидавшей дома своего мужа.

Она никогда не была одного рода с ним,

Но жила так, как жила бы настоящая фея.

Милосердная и терпеливая Симара!

Воплощение теплого огня,

Давшего сияние ее волосам!

Растения и деревья,

Птицы и белки,

Бабочки и стрекозы любили ее

И считали королевой леса и всей природы,

А она любила своих маленьких подданных не меньше.

Пчелы, не смевшие даже задеть ее жалом или острым крылом,

Угощали ее медом.

Соловьи пели ей песни,

Шмели венчали диадемой из одуванчиков и ромашек.

Прекрасная Симара, хранившая в себе столько добра Симара!

Она была счастлива в своем маленьком большом мире.

Случайно забредавшие в мертвый сад волки,

Которых она с руки кормила хлебом со свежим маслом,

Подставляли косматые шеи и спины ее нежным губам и ладоням,

И дева обнимала и целовала их,

Спала, укрываясь их хвостами,

В холодные осенние ночи.

Вороны, служившие Милорду,

Любили ее, лечившую их израненные крылья,

Поившую бедных птиц целебной водой.

Втайне от своего господина, запрещавшего приносить подарки,

Они дарили Симаре ветви кислой облепихи и сочной крупной малины.

Ветра и дожди успокаивались,

Когда юная жена чародея начинала петь.

В маленьком мире Симары все отвечало ее доброте,

Все таяло от ее тепла.

Она не понимала только причины,

По которой муж, единственный близкий ей человек, не вторил ее свету.

Мрачный и