Все потерянные дочери - Паула Гальего

по столице и поговорить с эренитами. Когда засыпаю по ночам рядом с Кирианом…

Я повторяю это себе с тех пор, как он прошептал эти слова однажды, когда мы лежали вплетённые друг в друга в простынях и первый луч солнца коснулся горизонта. — Какая разница? — пробормотал он, роняя слова в моё ухо, как ласку. — Уже поздно, — ответила я, сама не будучи уверенной. — У нас есть время, — сказал он и поцеловал меня так, что реальность пошатнулась под ногами.

С тех пор я не могу перестать твердить это себе.

Война ещё не окончена. Но она не продолжается пока что. Сначала мы должны позаботиться о раненых. Переформировать армию. Помочь народу залечить раны. А уже потом — отправиться в Илун. Так мы договорились с королём Нумы.

Сегодня ведьмы покидают Эрею. Они вылечили самых тяжёлых и дали нам всё, что могли.

Каия остаётся. Похоже, в Эрее больше нет королевы-матери. Ковены продолжают существовать — Кириан и я убедились в этом в деревне Изартеги, — но иерархии, подобной той, что держится в Сулеги, здесь нет. А скоро она может понадобиться. Каия поможет нам с этим.

Все ведьмы уже готовы к отъезду. Они собираются у стен дворца, который помогли отвоевать. Ева и я наблюдаем за ними с одной из башен.

— Не забудьте поставить барьер от магии, чтобы хиру не учуяли её, — говорит Камиль, тоже наблюдая за своими с высоты. Тёмные волосы собраны в красивую причёску, открывающую длинную шею и аристократически чёткие черты. Руки покоятся на зубцах стены, спина прямая, подбородок высоко поднят.

— И помните: слушайте свою связь. Не позволяйте тьме вас поглотить, — добавляет она и поворачивается ко мне. — Спасибо, — говорит Ева. У неё, кажется, манеры получше, чем у меня. — Да. Спасибо за всё, Камиль, — добавляю я, искренне. Именно она приютила нас в Городе ведьм. Она первая показала нам, насколько сильны мы можем быть. — Без вас мы бы не справились.

Ильан ждёт у лестничного пролёта. Он слишком далеко, чтобы слышать наш разговор, но всегда рядом. Готов. Настороже.

— Правда ли не справились бы? — переспрашивает Камиль. — Берегите друг друга. Вы всё ещё одни. Всё ещё без ковена.

Ева напрягается. Возможно, думает о родителях. У неё ведь есть ковен. Есть люди, которые ждут её и примут с распростёртыми объятиями, когда она будет готова.

— Вместе нам хорошо, — говорит она с тёплой улыбкой.

— Твои родители ждут, когда всё закончится, — напоминает ей Камиль, а затем поворачивается ко мне. Её руки — тёплые — внезапно обхватывают мои.

— Твоя двоюродная бабушка просила передать, что твои родители были бы тобой горды.

Я резко вдыхаю, стараясь не выдать ничего: ни сжимающихся пальцев, ни вспышки боли, ни того, что может превратить это в жалость.

— Амарис, — шепчу я.

Она осталась в Сулеги как бывшая королева-мать. Осталась, чтобы защищать тех, кто ещё там.

— И я уверена, что Ингрид тоже бы…

Я поднимаю руку, останавливая её.

У меня тоже есть кто-то — бабушка Ингрид, мать моего отца. Но она до сих пор в горах. Потому что не знает, кто я. И знать не хочет.

Камиль замолкает и слабо улыбается, словно с извинением.

— Спасибо, — говорю я искренне. — Но не нужно выдумывать. Я сильнее, чем выгляжу.

— Я знаю, девочка, — кивает она. — Ты сильная. Вы обе. И если до начала войны вам что-то понадобится…

— Мне нужно, — перебиваю я.

Камиль удивляется, но улыбается, будто говоря: говори.

— Мне нужна правда. Ты показала, насколько мы сильны. Насколько ты сильна. Амарис. Другие Дочери Мари… Но я не перестаю думать о том дне. О дне, когда у меня отняли родителей.

Камиль тяжело вздыхает.

Ева тихо произносит:

— Резня в Лесу Ярости.

Я киваю, едва заметно.

— Как такое стало возможным? — шепчу. — Неужели наших сражалось недостаточно? Если мы так сильны, как позволили Львам нанести нам такой урон?

Они проиграли, а потом бежали. Позволили Львам захватить земли, сжигать ведьм, запретить всякую магию…

— Меня там не было, — отвечает Камиль, и её голос звучит так, словно она снова смотрит вдаль, на зубцы стены. — А росла я с чётким пониманием, что за вопросы приходится платить: пустыми взглядами, молчанием, болью… Те, кто пережил те войны, предпочитают об этом не рассказывать.

— Но мне нужно знать, — шепчу. — Мои родители погибли там.

Камиль сглатывает, но не поворачивается ко мне.

— Они использовали нечто, что могло противостоять нашей магии. Что-то грязное, сквернённое, с чем нельзя было бороться. Те немногие, кто мне рассказывал, вспоминали обожжённую землю, пепел, почерневшие тела…

Это должно было быть ужасно. Битва за Эрею показала мне, на что мы способны… И даже несмотря на всю ту смерть и разрушение, что неизбежно идут с любой войной, мне трудно представить, что могло бы сокрушить столько ведьм.

— Что это было? Что именно они использовали?

— Я не знаю, — признаётся она наконец и тогда всё-таки смотрит на меня. — Я тоже потеряла часть своей семьи в той битве. Единственное, что мне говорили — то, в чём я уверена, — если бы они не сражались, всё стало бы ещё хуже.

— Хуже? — вмешивается Ева.

— Мы потеряли бы всю Землю Волков. — Камиль закрывает глаза на миг, а когда вновь открывает, в них пылает решимость. — Если нас чему-то и научил тот опыт, так это тому, что нельзя терять бдительности. Мы должны быть начеку и благодарить Мари за то, что в этой битве мы вышли победительницами. — Она улыбается по-настоящему тепло, и эта улыбка рассеивает часть тени, что только что легла на её лицо. — Ты станешь могущественной Дочерью Мари, Одетт. Вы обе станете.

Я чуть кривлю губы, чувствуя, что эти слова произнесены слишком тщательно — будто чтобы подтолкнуть меня к ответу.

Я мягко освобождаю руки из её ладоней.

— Ева — да, — спокойно говорю. — А я — Дочь Гауэко.

— Мы все дочери Мари и Гауэко, — мягко напоминает Камиль, и в её голосе звенит тревожная нотка.

— Это правда, — соглашаюсь я. — Так что ты должна согласиться со мной, когда я называю себя Дочерью Гауэко.

— Мы так себя не называем, — возражает она. — Мы — дочери её, богини, матери всех богов…

— …и отца всех тёмных созданий, — заканчиваю я за неё.

Камиль внимательно смотрит на меня, обдумывая, что сказать. Ева, стоящая рядом, скрещивает руки на груди и молчит.

— Имя имеет значение, — говорит наконец Камиль.

— Я знаю, — отвечаю.

Её взгляд скользит к моим обнажённым плечам, затем — к рукам, на которых чёрными линиями тянутся знаки.

Потом она смотрит на Еву.

— Берегите себя, — повторяет она, смиряясь,