Гарем для сестры султана - Людмила Вовченко

Или ты возьмёшь пояс — и станешь моей женщиной. С ещё большей властью… но без права на свободу.

Он смотрел на неё так, словно видел её насквозь.

— Решай, Джасултан. Здесь и сейчас.

Тишина повисла между ними, как затишье перед бурей.

Глава 14

Глава 14

Ветер тянул за полы её лёгкого халата, но Джасултан стояла неподвижно, словно вырезанная из мрамора.

Султан по-прежнему держал в руках две вещи: кинжал и пояс.

Один — символ власти.

Другой — символ подчинения… но с правом быть ближе всех к трону.

— Выбирай, — повторил он, пристально глядя ей в глаза. — Здесь нет правильного решения. Есть только путь, за который ты готова заплатить.

Джасултан медленно провела пальцами по кинжалу — тёплая рукоять, холодный металл.

Она взяла его… на миг.

Но затем её рука легко, почти небрежно, скользнула к поясу.

Она провела по нему ладонью, изучая тонкость шёлка, роскошную вышивку.

Все напряжённо замерли.

Она улыбнулась — чуть, но достаточно, чтобы султан понял: это улыбка женщины, которой нельзя доверять до конца.

И взяла кинжал.

— Я выбираю то, что может перерезать любую нить, — тихо сказала она, убирая оружие за пояс. — Ни одна власть не стоит того, чтобы класть шею под нож.

Султан медленно кивнул, его глаза блеснули — то ли уважением, то ли разочарованием.

— Мудро. И опасно, — произнёс он. — Теперь ты будешь моей визиршей. Но помни, сестра, в этой игре у каждого кинжала есть лезвие с двух сторон.

Она едва заметно склонила голову.

— У меня — с трёх.

* * *

Вернувшись в свои покои, Джасултан ощутила, что всё её тело будто горит.

Не от страха, не от волнения — от того сладкого возбуждения, которое приходит после победы. После риска.

Лейлы нигде не было — лишь тишина, звенящая, как струна.

И в этой тишине из тени вышел Фархад.

Он стоял расслабленно, но в его глазах уже полыхал огонь.

— Значит, ты выбрала кинжал, — его голос был низким, с хрипотцой. — Я знал.

Она медленно подошла к нему, не отводя взгляда.

— Думаешь, ты меня знаешь?

— Я знаю тебя лучше, чем ты сама, — тихо сказал он, подходя ближе, пока между ними не осталось ни шага. — Ты хочешь быть сильной. Но сейчас ты хочешь совсем другого.

Он обхватил её запястья — уверенно, крепко, но без боли. Его руки пахли морем, кожей и пряностями.

— Ты хочешь забыть, как это — дрожать не от страха, а от страсти.

Её дыхание сбилось на долю секунды. Она почувствовала, как его пальцы скользнули по её талии, сильные, цепкие, как канаты.

— Осторожно, Фархад, — прошептала она, её голос был бархатно-опасен. — Я могу и порезать.

— А я могу сделать так, что ты сама попросишь меня остаться, — его губы скользнули по её шее, жарко, вызывающе.

Но Джасултан была не той женщиной, что легко сдаётся.

Она резко перехватила его за ворот, с силой прижимая к себе, и в её глазах полыхала дерзкая усмешка.

— Хочешь играть? Так играй, но по моим правилам.

Она развернула его, словно куклу, и сама прижала к стене, ловко, без единого лишнего движения.

— Здесь я выбираю, кто держит поводья, — её губы были близко, дыхание обжигало. — И если ты хочешь быть со мной…

Ты будешь вначале гореть в моём огне.

Фархад смотрел ей прямо в глаза, дыхание его стало прерывистым, но он не отступил, не попросил пощады.

— Тогда зажги, — прохрипел он, и в его голосе было всё: страсть, вызов, покорность… и обещание схватки.

* * *

Эта ночь стала их первой битвой.

Без нежности. Без фальши.

Она позволяла ему ровно столько, сколько хотела, забирая больше, чем давала. Каждое их движение было острым, как поединок клинков, где искры слетали с кожи и взглядов.

Она водила его по грани между сладостью и болью, между подчинением и вызовом.

И когда он, обессиленный и обнажённый, лежал у её ног, Джасултан медленно провела пальцем по его губам.

— Запомни это, Фархад, — её голос был ленивым, но опасным. — Я могу взять тебя, могу отпустить…

Но всегда ты будешь моим.

Он лишь улыбнулся — дерзко, несмотря на изнеможение.

— Я и не хочу быть другим.

* * *

Утро принесло не тишину, а известие, от которого даже у Джасултан холодно сжалось сердце.

Гонец вбежал в её покои, едва дыша.

— Султан повелевает срочно прибыть в совет! У стены дворца вспыхнул мятеж! Янычары требуют объяснений, почему ты стала визиршей!

И в этот момент она поняла: настоящая война только начинается.

Глава 15

Глава 15

Во дворце царила лихорадка.

Коридоры, обычно наполненные размеренным шёпотом и лёгким шорохом шёлка, теперь гудели, как потревоженный улей.

Слуги носились туда-сюда, советники суетились, а за окнами раздавался рокот барабанов янычар — зловещий, ритмичный, такой, от которого кровь стынет в жилах.

Фархад стоял у двери покоев Джасултан, опершись на стену, спокойный и сосредоточенный, словно не он этой ночью сгорал в её постели, будто был частью её дыхания.

Джасултан встала перед зеркалом, хладнокровно укладывая волосы.

Ни капли тревоги, ни капли страха — только чёткие, отточенные движения, достойные самой богини войны.

Она надела тёмно-алый кафтан, расшитый золотыми нитями.

К поясу пристегнула тот самый кинжал — символ власти, который подарил ей султан.

— Ты выглядишь так, будто собираешься на праздник, — усмехнулся Фархад, глядя, как она застёгивает застёжки.

— Для меня власть — это и есть праздник, — холодно ответила она, бросив последний взгляд на отражение.

Она повернулась к нему, и в её глазах вспыхнул знакомый огонь.

— Если что-то пойдёт не так — ты знаешь, что делать.

Он молча кивнул.

— Я не дам им тебя сожрать.

Она улыбнулась — тонко, хищно.

— Я и сама хорошо кусаюсь.

* * *

Великий совет собрался на рассвете.

Все важные визири, придворные, старшие янычары, муфтий — мужчины, что привыкли решать судьбы целых народов за одним столом.

И вот в этот зал, полный тяжёлого табачного дыма и враждебных взглядов, вошла она.

Джасултан.

Одна.

Как только она пересекла порог, зал наполнился гулом шёпота. Кто-то с нескрываемым презрением отвёл глаза, кто-то, напротив, глядел жадно, ожидая зрелища.

В глубине