Северный ветер - Александрия Уорвик

Вскрикиваю, прижимаясь крепче. Его язык. Борей одаряет вниманием другую грудь, мнет ее пальцами, ласкает напряженную горошинку влажными, плавными мазками. Все мое естество содрогается в нетерпении.

– Сильнее, – выдавливаю я.

Зубы коротко смыкаются, язык зализывает то же место. Недостаточно сильно. И близко. Каждый раз, когда я выгибаюсь навстречу, Борей обхватывает губами кожу вокруг соска, посасывает, обводит изгибы бедер ладонями, снисходительно, медленно. А исступленная настойчивая пульсация все нарастает.

Отстранившись с разочарованным рычанием, я утягиваю Борея на кровать. Здесь восхитительно удобно осыпать его шею и ключицы легкими поцелуями. Мне представлялось, как Борей устремится к разрядке, но ему, похоже, нравятся прикосновения, что скорее нежны, чем порочны. И я вспоминаю, сколько столетий он провел в цитадели совсем один. Когда к нему в последний раз притрагивались с состраданием, заботой?

Задеваю губами уголок рта, обхватываю ладонью лицо и, отодвинувшись, разглядываю Борея. Его волосы в беспорядке ниспадают на плечи, густая чернота ночного неба.

– Ты хорошо это скрываешь, – шепчу я, – но ты не такой уж холодный человек.

Повернув голову, он касается губами моей ладони.

– Я не человек, – отвечает Борей так же тихо. – Я бог.

И он вновь движется. Дорожка поцелуев спускается все ниже, ниже, ниже. Борей раздвигает мои ноги плечами, оглаживает грубыми ладонями живот, а я смотрю в темный потолок и гадаю, как же я оказалась в постели Короля стужи. Падение вышло медленным, неохотным. Даже сейчас я удивляюсь, как же он выбирает меня – тощую, покрытую шрамами смертную, – когда может заполучить любую.

– Я… – хватаюсь за одеяло, вдруг остро ощутив желание спрятаться. – У меня грудь маленькая. И я костлявая. И шрам…

Борей поднимает голову. Мы встречаемся взглядом, и его глаза мягко светятся нежностью.

– Мне нравится, что твоя кожа не совсем гладкая. Мне нравится твое тело. Мне нравится каждая частичка тебя, Рен.

– Я не совершенна.

– Совершенство недостижимо. Ты не сторонишься моих шрамов. Так почему же я должен сторониться твоих?

У меня дрожат губы. Он так добр, что мне трудно продолжать самокопания. Так что я откидываюсь на подушки, глубоко вздыхаю и позволяю себе погрузиться в ощущения.

Борей прикусывает кожу в изгибе моей талии. Одна рука прижимает бедро, другая тянется вверх, к груди. Большой палец играет с соском, покрасневшим, до боли чувствительным. От легкого щипка по телу, будто молнией, покалыванием разбегается тепло.

А потом рот короля оказывается между моих ног, влажный жар вырывает у меня стон, и я хватаю подушку, накрываю лицо, чтобы заглушить позорные звуки. Широкие плечи Борея не дают сомкнуть ноги. Язык снова проходится по влажным складочкам, и я прерывисто вскрикиваю, неосознанно вскидываюсь, чтобы продлить пылающее удовольствие. Борей раздвигает мои бедра шире. Разгоряченной плоти касается холодный воздух, заставляя вздрогнуть. Подушка вдруг исчезает.

– Что… – растерянно моргаю, глядя, как Борей стоит на коленях в изножье кровати.

– Не прячься от меня, – морозный взгляд пригвождает меня к изголовью. – После всего, что было.

После всего. Как будто мы прошли ад вдоль и поперек, чтобы оказаться здесь. Думаю, Борей прав.

– Да, – шепчу я, запрокидывая голову и закрывая глаза.

Его рот возвращается к своему жестокому занятию. Лаская маленький нежный бугорок, обхватывая его горячими губами, Борей проталкивает в меня два пальца и гладит меня изнутри. Дергаю бедрами под его ртом в бессвязной мольбе, обезумев от наслаждения, что обжигает вены. По внутренней стороне бедер стекает липкая влага. Борей с довольным урчанием начисто вылизывает мне кожу, и я невольно сжимаюсь на его пальцах, жаждая втянуть их глубже. Они движутся во мне, четко и резко. Я едва осознаю слова, что слетают с губ.

Еще. Пожалуйста. Быстрее. Да, вот так.

Мне становится тесно в собственной коже, напряжение достигает пика, и когда горячий рот вбирает меня в последний раз, я кончаю.

Срываю горло криком, спина выгибается, бедра резко взметаются вверх, и я теряю себя, а Борей все терзает каждый мой нерв, раскрывая меня, как спелый фрукт. Пальцы ног поджимаются, пятки упираются в матрас. Перед глазами на мгновение все вспыхивает белым. Я дергаю Борея за пряди волос, переживая муки прекрасного, переворачивающего жизнь, сокрушительного удовольствия, что уносит меня далеко-далеко волной, пока та не теряет разбег и не выносит меня на берег.

Я пялюсь в потолок, насытившись. Кожу покалывает от соленого пота.

А жива ли я вообще?

Король запечатлевает мягкий поцелуй на внутренней стороне моего бедра, затем возвращается вверх, потираясь носом о мое теплое, разморенное тело. Целует изящную грудь, влажную шею, висок и наконец губы. Этот поцелуй – самый лучший. Нежный, голодный.

– Ты чуть меня не убил, – шепчу я, когда мы отрывается друг от друга.

В уголках глаз короля собираются морщинки.

– Однако ты по-прежнему жива. Хочешь сказать, я потерпел неудачу?

– Хочу сказать, что ты еще не исчерпал все средства.

Время тянется. Слившись губами, мы лениво скользим по телам друг друга ладонями, впиваемся пальцами в податливую плоть, и мы вместе начинаем распаляться.

Позже, много позже, Борей устраивается меж моих ног. Встречается со мной взглядом, удерживает.

– Я не хочу сделать больно, – предупреждает он.

Вскидываю бровь. Мне доводилось спать с мужчинами, которые обращались со мной грубо. Не то чтобы я ждала подобного отношения от Борея, но иногда страсть затмевает осторожность. Я ему доверяю.

– Ты не сделаешь мне больно, – отзываюсь. – Или я тебе об этом скажу.

Борей очень серьезно кивает.

– Хорошо.

– Погоди. – Прижимаю к его груди ладонь, прежде чем он успевает войти. – А как же беременность? У меня нет оберега.

Я не готова произвести на свет ребенка. И не уверена, хочет ли этого Борей, когда его сын погиб. Мы такое не обсуждали.

Северный ветер тянет меня за прядь волос, проводит большим пальцем по линии челюсти.

– Не тревожься. Пока мы не найдем оберег, Альба будет давать тебе настой. – Забота в его глазах сменяется чем-то. Борей внимательно всматривается в мое лицо. – Но хотела бы ты детей? Не сейчас, но однажды?

И тогда я понимаю. Это надежда. И это страх.

Я особо не задумывалась о детях, ведь не считала себя в состоянии их вырастить. Все внимание, все силы уходили на выживание. Да и никто в Эджвуде не вызывал желания от него понести. Но я так ясно вижу наше будущее с Бореем. Представляю, каким замечательным он будет отцом. Он светится, когда ему есть о чем позаботиться, как об оранжерее.

Но ведь все не так просто. Со временем я состарюсь. Борей меня переживет. А что с детьми? Родятся ли они бессмертными?

– Не знаю, – шепчу я честно. – Не подозревала, что дети мне вообще светят. Все никак на ноги было не встать. А твой сын… он был бессмертным?

– Калаид был смертным, но обладал чертами,