Северный ветер - Александрия Уорвик

И Элора не лгунья.

– Уверена?

Молчу, и когда слово вдруг доходит, у меня обрывается сердце. Что, если он прав? Элора здесь, но лишь из страха перед тем, что может потерять. И это… неплохо. Со временем мы все уладим.

– Рен, – голос Несущего весну смягчается, успокаивает.

Напряжение утекает из моей спины, но не полностью. Зефир – мой друг, напоминаю я себе. Он желает мне лишь добра.

– Иного шанса вернуться к прежней жизни, может, и не представится. Что, если ты от него откажешься, а позже передумаешь? Будет поздно. Сумеешь ли ты смириться, что предпочла своего похитителя, а не оставшуюся семью?

Зефир вкладывает что-то мне в руку – стеклянный пузырек с алой жидкостью, выжимкой мака.

– Последнее, чего я хочу, – шепчет Западный ветер мне на ухо, и по спине пробегает холодок, – это чтобы ты сожалела.

Отстранившись, он вглядывается в мое лицо, затем кивает и уходит, исчезает в темном коридоре, прежде чем я успеваю его окликнуть.

Меня бросает в жар, затем продирает ознобом. Ладонь с пузырьком становится скользкой от пота. Размышляю над словами Зефира. Смотрю туда, где стоят Элора и Шоу, отдельно от всех. Смотрю туда, где Борей все еще ведет навязанный ему разговор, вспоминаю, каково мне было наблюдать за ним в первый раз, и внутри нарастает черный ужас.

Моя клятва? Убить Северного ветра? Я дала ее много месяцев назад. Но что, если Зефир прав? Что, если со временем я передумаю? Что, если Элора вернется в Эджвуд, и я больше никогда ее не увижу? Мне казалось, я способна пережить разлуку, но а вдруг нет? Стоит ли рисковать, чтобы вернуться в Эджвуд, свободной от клейма Мертвых земель, той боли, которую я причиню себе и Борею, если он однажды узнает о моем обмане?

Не знаю. Но если не сделаю выбор осознанно, ясно понимая, что потеряю, тогда за мной ли этот выбор вообще?

Ноги сами несут меня вперед. По коридору, вверх по лестнице. Я спокойна.

Спокойна.

Гул празднества стихает, слабеет. Расстояние все растет и растет. А сердце болит сильнее, будто ноги тянут меня в одну сторону, а оно в другую, и я разрываюсь пополам. Но я упрямо шагаю. Выбор, который вложили мне в руки на острие клинка, откроет мне глаза. Я смогу решить все сама, без влияния извне. Наконец решить для себя.

Говорю себе все это, и все же, когда ноги наливаются тяжестью, на лбу выступает пот, а нутро скручивает так, будто его кромсает на мелкие клочки, я задаюсь вопросом, а не знаю ли ответ уже сейчас.

– Паллад, – здороваюсь, и стражники, преграждающие вход в северное крыло, кланяются. – Я кое-что забыла в покоях Борея.

– Что же, госпожа? Я принесу.

С тех пор, как я позаботилась о парне в лагере, он знатно проникся ко мне симпатией.

– Не очень хорошая мысль. – Нарочито неловко переминаюсь с ноги на ногу, как делают женщины в неловком положении. Чтобы разыграть фарс, не выдать тревогу ни голосом, ни лицом, приходится постараться. – Я забыла там… ну…

Вскидываю взгляд на мужчин. Подношу ладонь к уголку рта, шепчу:

– Исподнее.

Паллад бледнеет, а потом на щеках расцветают пятна румянца.

– Ох. – Он смотрит на остальных, те впечатляющим усилием делают вид, что ничего не заметили. – В таком случае, да, сходите сами. Но побыстрее.

И вот так я преодолеваю последнюю линию обороны, и дверная ручка больно впивается в ладонь.

Я проскальзываю в комнаты – и предрешаю свою судьбу.

Глава 38

Королевские покои, вопреки ожиданиям, не окутаны тьмой. В камине слабо горит огонь, заливая стены янтарной краской, в окна льется лунный свет, шторы отдернуты и подвязаны, открывая вид на ночной пейзаж за стеклом. В последнее время снаружи стало теплее, и большая часть снега растаяла, обнажив клочья земли и жухлой травы. Мертвые земли меняются – возможно, даже к лучшему.

Дверь с щелчком закрывается. Тихий звук, пропитанный дурными предчувствиями. Ковер скрадывает шаги, я прохожу в глубь комнаты, к подносу на низком столике, где стоит чайник в ожидании, когда же его подогреют. В голове пульсирует, будто я нездорова. Взмокшая ладонь сжимает стеклянный пузырек.

Когда я впервые встретила Короля стужи, для меня он был изгнанным богом, чья жестокость сковывала все, к чему прикасалась, будто лед. Но Борей не такой. Он тот, кто многое потерял, кто цепляется за власть, потому что она стала его броней вокруг израненного, сокрушенного горем сердца. Если сдержать клятву, Борей погрузится в бездонный сон, и я проскользну сюда, словно призрак, чтобы пронзить его сердце кинжалом. И стану свободна.

Свободна. Это слово почему-то больше не манит.

Что изменилось? Пусть в чем-то я и трусиха, но все-таки научилась прежде всего быть с собой честной. Заглянуть в душу и понять.

План состоял в том, чтобы вернуться домой. Вернуться домой, и никак иначе… а потом как отрезало. Элора замужем, с ребенком на подходе. У нее теперь есть Шоу и новая жизнь, вырезанная из отмершей оболочки старой. Мне было больно, но я смирилась с выбором сестры. Отпустила.

Но прилив всегда возвращается. И на этот раз он принес Зефира, способ возродить разбитую надежду. Еще один шанс, если я захочу исполнить изначальную клятву. Западный ветер заявил, что на той стороне ждет моя истинная жизнь. В Серости, не в Мертвых землях. Но с течением времени Эджвуд поблек, и все остальное.

Вот моя ложь:

Борей – мой враг.

Элора превыше всего.

Я хочу вернуться домой.

А вот моя правда:

Борей – мой муж.

Мои потребности превыше всего.

Я уже дома.

Стискиваю настой так, будто он – стрела на натянутой тетиве.

Я не выбирала эту жизнь, ее мне навязали. Но со временем познала свое место здесь, ощущение принадлежности. Увидела, что я храбрая, опрометчивая, бескорыстная, неуемная, злая, искалеченная, и ничуть не стыжусь того, кто я есть. Я больше не думаю, чего мне не хватает, как когда-то. Напротив, я открыта всему, что обрела в этих заброшенных залах: дружбе, страсти, доверию. И даже любви, да.

Может, я и не выбирала эту жизнь, но что, если это она выбрала меня?

– Почему колеблешься?

Ахнув, рывком разворачиваюсь, и огонь гаснет, остаются лишь тлеющие угли. Голос донесся от задней стены, где нет ничего, кроме густой тени, куда не проникает лунный свет.

Постепенно очертания становятся четче: силуэт, стройный и широкоплечий. Тьма рассеивается и снова клубится, пропуская его вперед. Замечаю изгиб бедра, острую бледную скулу, блеск немигающего лазурного глаза.

Вспышка страха. Рот наполняется слюной. Два неровных удара сердца, и я наконец обретаю дар речи.

– Как давно ты тут стоишь?

Борей ступает в озерцо слабого света.

– Достаточно.

Кончики черных локонов отливают красным. Острые клыки впиваются в нижнюю губу, гладкая кожа лишенных перчаток рук наливается тенями.

– Я…

– Намеревалась меня погубить?

Борей огибает низкую кушетку. Он