Кармен. Комсомол-сюита - Зоя Орлова

Потерял я любовь и девчонку свою

Кто поймет эту рану мою…

Я поймала себя на том, что мне совсем не хотелось иронизировать и потешаться над местными «певцами несчастной любви». Еще год назад я нещадно раскритиковала бы примитивные тексты этих страданий, разнесла бы на атомы дворовый вокал и почитателей этого убогого пения. Но теперь я, помимо воли, начинала прислушиваться каждый раз, когда слышала откуда-нибудь «Тополя…», и начинала тихонько подпевать. Почему-то мне было совсем не смешно.

В почтовом ящике я обнаружила пакет с фотографиями. Это были снимки, которые сделал девятого мая Стас Зырянов, фотокор городской редакции. Я не просила его ни о чем, поэтому очень удивилась, когда увидела классные кадры, на которых была я в тот день. С разных ракурсов, на разном расстоянии, Стас умудрился выхватывать мгновения ярких эмоций, на одном снимке крупным планом было мое лицо с огромными глазами, в которых сверкали солнечные блики. Я ахнула… Я такие кадры видела только в кино! Надо будет как-нибудь отблагодарить Стаса и послать несколько фотографий Зине и родителям.

Последним в пачке оказался снимок, на котором прямо в объектив смотрел Алексей. У меня дрогнула рука, я чуть не выронила все. Он смотрел прямо на меня. В его красивых глазищах было что-то такое… Я даже не могла подобрать слово. Пристальный, серьезный взгляд, как-будто в этот момент рядом с ним не было никого и ничего, хотя на самом-то деле его в тот момент обнимали со всех сторон, жали руки, поздравляли. А он смотрел и видел только меня. Какого Диккенса? Сука ты, Стас Зырянов! Наверняка это Блинов подговорил его сделать эти фотки и подсунуть мне в почтовый ящик. Ах ты, змеюка гнусявая!

Баскетбол из школьного спортзала плавно переместился на площадку городского стадиона, который носил имя первого космонавта Юрия Гагарина. Мы теперь так и договаривались с друзьями: «В субботу, в семь у Гагарина». Когда после игры я шла домой, то частенько видела группки народных дружинников с красными повязками на рукавах, которые патрулировали вечерние улицы, разгоняли подвыпившую молодежь и распугивали мелкое хулиганье. Однажды с удивлением увидела среди дружинников Блинова-младшего. Вот это номер! Вот уж от кого не ожидала, так это от избалованного красавчика Лехи. Скорее я ожидала бы увидеть его возле Дома культуры, на очередных танцульках или на набережной, на скамейке с гитарой или кассетным магнитофоном, в окружении приятелей и нарядных девчонок. Интересно, это он после нашего расставания ударился в общественно полезную деятельность? Что-то не припомню, чтобы в прошлом году он участвовал в чем-то подобном. Ну-ну…

* * *

Комсомольская жизнь била ключом. В последних числах мая был запланирован конкурс песен протеста, к которому готовились все школы, ПТУ, техникум и, конечно же, заводские молодежные коллективы. Ансамбль «Славичи» снова репетировал гимн «Народного единства», в цехах то и дело кто-нибудь из парней распевал «Эль пуэбло унидо…», чтобы заучить испанский текст. А я снова пропадала вечерами на репетициях в Доме культуры. Виталий Алфеев, наш комсомольский вождь, требовал повторить успех ноябрьского выступления, обещал, в случае нашей победы в городском конкурсе, выбить у профсоюза деньги на новый синтезатор и гитары для «Славичей». Но ребятам можно было и не обещать ничего, они сами рвались в бой и готовились «порвать зал». Потому что тогда их пригласят на областной конкурс, а это уже выход на более высокий уровень, на областную сцену, и там наших музыкантов обязательно заметят.

Вечерами солнце не спешило уходить и допоздна на улице было светло. С репетиций я возвращалась неспеша, наслаждалась весенним воздухом, ароматами яблонь и рябин, высаженных вдоль улиц. Однажды вышла на набережную, уселась на скамейку и наблюдала, как ходят паромы, мигая гирляндами желтых фонариков над палубами. У меня было чудесное настроение, я ощущала внутри покой и умиротворение. Может потому, что на репетиции напелась, отвела душу. Сегодня ребята, после обязательной программы, решили просто поиграть и попеть то, что нравилось, то, что было, как говорится, для души. И это были, конечно же, «Тополя», «Замок из песка», вспомнили «Девушку из Нагасаки» и «Клен».

И теперь, греясь в закатных лучах, я тихонечко мурлыкала себе под нос, смотрела на реку и мне было спокойно и хорошо. В романах обычно в такие моменты с главными героями обязательно что-то происходит. Будто специально, чтобы выбить героя из состояния равновесия, разрушить это чувство мира в душе. А вот фиг вам… Никто не выбьет меня из этого благостного, душеспасительного ощущения.

Как в каком-нибудь романе или в киношной мелодраме, рядом появился тот, кто должен был возмутить мой внутренний прудик тишины и благодати. Алексей возник из золотистых сумерек, подошел и сел рядом. Я даже не удивилась. Он смотрел на реку и какое-то время молчал. Потом повернулся ко мне.

— Привет.

— Привет, — отозвалась я, продолжая смотреть, как по темнеющей воде скользят паромы.

— Как жизнь?

— Хорошо.

— Рад за тебя.

Я прислушалась к себе. Внутри было тихо и спокойно. Ничто не екнуло. Я вдруг подумала, что могу сейчас вообще ничего не говорить, просто сидеть и молчать, и это будет хорошо. Это было непривычное ощущение. Обычно присутствие Алексея вызывало во мне какой-ту внутренний зуд, заставлявший что-то говорить, неважно что, лишь бы не оставаться безмолвной. А вот сегодня я чувствовала, что могу просто молчать.

— Я скучаю по тебе, — тихо проговорил Алексей.

Я ничего не ответила. Мне нечего было ему ответить.

— Хочешь, мы познакомимся заново, как-будто встретились только сегодня? Я изменился, Кира. Ты изменила меня.

Я посмотрела ему в глаза. Там была грусть и… смирение? Нет, этого не может быть. Я отказываюсь в это верить.

— Никто не может войти дважды в одну и ту же воду, — сказала я. — Даже не стоит пытаться.

— Значит, у меня нет шансов?

— Нет.

— Нам никуда не деться друг от друга, Кира.

— Мне нечего тебе сказать. Уже не первый месяц мы совершенно спокойно живем друг без друга. Проживем и дальше. А скучать не надо. Ты уже взрослый, займи себя чем-нибудь хорошим. Счастливо оставаться.

Я поднялась со скамейки и пошла домой. И мне даже не хотелось оглянуться.

* * *

На конкурсе песен протеста мы выложились на все сто. Жюри конкурса изгрызло все ногти, ругаясь за каждую десятую долю балла. И все же первое место присудили нашей команде! После выступления мы, на радостях, завалились в кафешку,