Поцелуй принца - Джулия Лэндон

даже не отдавала себе отчета в том, насколько. Она купалась в знаках внимания и комплиментах, находя их волнующими и восхитительными. И потом, на каждом приеме и каждом балу она искала одного и того же – восхищения собственной персоной. Ей очень нравилось быть желанной.

Но… совсем скоро Каролина заметила, что внимание, которого она так добивалась, уже не удовлетворяет ее. Она знала, как выглядит и как мужчины смотрят на нее. Она начала понимать, что в ней мужчин привлекает ее почти безупречная фигура, лицо, губы, волосы… короче говоря, ее экстерьер. Внешность. Но только не она сама.

Именно об этом она и заявила Холлис в тот день, когда подруга наведалась к ней, чтобы узнать, как Каролина чувствует себя после болезни.

– Никому, кроме тебя, нет дела до того, что со мной происходит в действительности, – пожаловалась она.

– Это неправда! – возразила Холлис. Она как раз примерила последнюю обновку Каролины – очень красивое платье – и любовалась собой в зеркале.

Каролина сидела в шезлонге, устремив невидящий взор в окно.

– Так оно и есть. Всех интересовало лишь то, как я выгляжу. «О боже, ваши волосы, дорогая, они испорчены безвозвратно?» Или «у вас ужасный серый цвет лица». Или «ваше платье слишком свободное, вы должны что-нибудь съесть!».

– Но ведь это и есть искренняя забота, дорогая, – сказала Холлис. – Вот это платье уж точно не болталось бы на тебе. Право слово, мне трудно в нем дышать.

– Но никто не расспрашивал меня о том, как я себя чувствую, Холлис. Ты единственная спросила, понимаю ли я, что одной ногой стояла в могиле, и каково это – осознавать, что ты при смерти.

Холлис замерла на миг и наморщила нос.

– Знаешь, в твоем изложении все действительно выглядит ужасным. Но мне любопытно, а кого же еще расспрашивать об этом, если не тебя?

– А я о чем говорю! – воскликнула Каролина. – Тебе интересна я сама, а не состояние моих волос. Разумеется, ты можешь спрашивать меня об этом, потому что мы с тобой очень близки. Теперь понимаешь?

Холлис рассмеялась, надевая свое платье через голову.

– Думаю, что лихорадка у тебя еще не совсем прошла, Каро.

У нее не было лихорадки. Она просто не могла ясно и членораздельно выразить то, что чувствовала.

В том, что ее раз за разом постигало разочарование, она была виновата сама. Каролина заключила с собой нечто вроде пари – скольких джентльменов она сможет заставить увиваться вокруг себя? Кто из них спросит у нее, что интересует ее больше всего? Или что она думает по поводу торгового соглашения между Алусией и Соединенным Королевством? Или что-нибудь настолько вразумительное, как, например, сколько лет ей исполнилось, когда погибли ее родители?

Но, по мере того, как шли годы, Каролина начала подмечать некую ущербность в затеянном ею же пари: она продолжала привлекать мужчин, но игра обрела новую остроту. Она использовала ее в качестве предлога, пытаясь скрыть за ней свой страх, потому что не знала сама, что в ней есть такого, что может нравиться другим. А вдруг внутри она не так хороша, как снаружи? А что, если ее уродство заботливо спрятано где-нибудь в самом потаенном уголке ее души и запросто вырвется наружу, если кто-нибудь слишком к ней приблизится? Что, если внутри у нее пустота и этому миру она может предложить лишь смазливую внешность?

К счастью, Каролина обладала достаточным состоянием и знатным происхождением, чтобы позволить себе свою игру, и не слишком усердно занималась поисками ответов. Но Анна подобных привилегий была лишена, и Каролина намеревалась защитить ее.

Ей нужно было хорошенько подумать о том, как применить собственное знание об интрижке принца, а до тех пор, пока она не примет нужное решение, она сделает все от нее зависящее, чтобы не позволить ему открыть охоту на других служанок.

Он был повесой и распутником. Симпатичным и очаровательным, но распутником – самым опасным из всех.

Спустя неделю после поездки в Лиденхолл Каролина почувствовала в себе силы принять приглашение леди Присциллы Фаррингтон и нанести ей визит. Каролина была знакома с Присциллой уже целую вечность. Та вышла замуж в довольно-таки юном возрасте, родила одного за другим троих детей, после чего принялась наблюдать за тем, как ее супруг приумножает состояние Фаррингтонов импортными операциями с хлопком. Недавно он был принят в палату лордов.

Каролине нравилось общество Присциллы. Та обладала легким нравом и всегда была не прочь посмеяться. В последнее время ее заботила все усиливающаяся конкуренция со стороны леди Пеннибейкер, супруг которой тоже получил место в палате лордов.

Присцилла очень хотела заполучить Каролину в модистки ради своего нового платья, потому что такого у леди Пеннибейкер точно не будет. Каролина, пока выздоравливала, сделала выкройку для платья, и теперь ей нужно было подогнать ее по крепкой фигуре Присциллы.

Когда она прибыла на место, ее препроводили в гостиную, где к ней тотчас же бросились четыре собачки, каждая из которых жаждала, чтобы ее погладили по голове. Сама же Присцилла возлежала в шезлонге с еще одним песиком на руках. Изысканно украшенная комната походила на псарню и благоухала соответственно.

– Дорогая! – воскликнула Присцилла, взмахом руки подзывая к себе Каролину, за которой неотступно следовал лакей, державший в руках коробку с муслиновой выкройкой будущего платья. – Ты прекрасно выглядишь! Ты ведь уже выздоровела, не так ли? Но из-за своего недомогания ты ужасно исхудала.

– Временное упущение, – заверила ее Каролина. – Зато я совершенно здорова.

Осторожно переступая через маленьких зверушек, она подошла к Присцилле и поцеловала ее в щеку, после чего расположилась на козетке напротив. Одна из собачек подбежала к ней и встала на задние лапы, положив передние Каролине на колени. Она осторожно отпихнула ее. Собачка повторила маневр.

– Ты должна рассказать мне все! – заявила Присцилла. – Но не сейчас. Ко мне на чай должны вот-вот прибыть Фелисити Хэнкок и Кэтрин Моэм.

В своем приглашении, отправленном Каролине, Присцилла ни словом не обмолвилась о сем факте. Кэтрин Моэм приложила массу усилий, чтобы добиться предложения руки и сердца от принца Себастьяна, а потом так и не простила Элизу за то, что та увела у нее столь ценный приз. Каролина, Элиза и Холлис между собой называли ее Гусыней.

– Как чудесно! – отозвалась Каролина и вновь отпихнула собачонку. Но та оказалась настырной, запрыгнула Каролине на колени, немножко покрутилась на месте и улеглась в ожидании чая.

– Он – новый? – поинтересовалась Каролина, глядя на ковер.

– Разумеется! Его изготовили в Бельгии специально для нас и доставили только на прошлой неделе. Кстати, я тебе не говорила, что Том