Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

спуск в долину. Розовеющий в лучах заката туман странным образом дарил надежду: ведь он может вот-вот рассеяться, и станет понятно, где я. Хотя близилась ночь, я старался не поддаваться отчаянию одиночества, которое охватывает человека, заблудившегося в лесу или в горах. Даже если он полон сил, тревога изматывает, вынуждая упасть в снег и сдаться на милость судьбе.

Внезапно раздался вой, похожий на волчий, и одиночество представилось мне блаженством по сравнению с тем, что он сулил. Вой звучал недалеко, где‐то на гребне холма – гребне ли?.. – окаймленном соснами.

Сильный порыв ветра, налетевший со спины, сдул снег с сосновых лап и метлой вымел туман из леса. Безоблачный небосвод алел в лучах заката, а впереди показалась граница леса, в котором я так долго блуждал. Однако за ним меня встретила не долина, а нагромождение валунов у подножия Унгехоерхорна. Увидел я и источник жуткого воя, леденившего сердце.

У поваленного дерева в нескольких шагах от меня стояла одна из обитательниц Рога ужаса. Все ее тело покрывала густая клокастая шерсть. Длинные космы спускались с головы на обвисшие сморщенные груди. Взглянув ей в лицо, я всем сердцем понял чувства Ингрэма и содрогнулся. Ни в одном кошмаре не могло явиться такое чудовищное лицо. Ни красота солнца и звезд, полевых зверей и зверей лесных [50], ни доброта человека не искупали столь кошмарного воплощения жизни. Бесконечная жестокость сквозила в узких глазах и изгибе истекающего слюной рта. Я глядел в лицо бездне, из которой человечество выбралось много поколений назад. Что, если я сорвусь с обрыва и рухну в ее неизмеримую глубину?..

Одной рукой женщина – можно ли ее так назвать? – держала за рога серну. Та, отчаянно вырываясь, лягнула копытом обвисшее шерстяное бедро, и тогда женщина с гневным рыком схватила серну за ногу и с легкостью вырвала ее, словно колосок из чешуи. Лоскутья кожи свисали вокруг кровавой раны, а женщина с наслаждением сосала оторванную конечность, будто ребенок – леденец, без труда прокусывая сырую плоть и хрящи короткими бурыми зубами. Наевшись, она с удовлетворенным урчанием облизнулась, бросила обглоданную ногу, вырвала у жертвы, бьющейся в предсмертной агонии, глаз и разгрызла его, будто орех.

Несколько мгновений я смотрел на это, окаменев от беспредельного страха, хотя разум отчаянно кричал: «Беги, беги, пока можешь!» Наконец его команда дошла до парализованных конечностей, и я скользнул назад, пытаясь спрятаться за деревом. Однако женщина, должно быть, заметила мое движение и подняла голову от своего кровавого пиршества. При виде меня она бросила жертву и двинулась на полусогнутых ногах в мою сторону, воя, словно волчица. Откуда‐то издалека донесся слабый ответный вой.

Поскальзываясь и запинаясь лыжами о скрытые под снегом препятствия, я понесся вниз с холма, петляя между соснами. Солнце, опускаясь за западные горы, окрасило снег и сосны последними лучами. На спине у меня мотался мешок с коньками, одна лыжная палка застряла в поваленной ветке, и мне пришлось ее бросить – нельзя было терять драгоценные мгновения. Я несся без оглядки, не зная, с какой скоростью мчится моя преследовательница и гонится ли она за мной вообще. Все силы ума и тела были брошены на то, чтобы как можно скорее скатиться вниз и выбраться из леса. Некоторое время я не слышал ничего, кроме скрипа снега да хруста опавших иголок под лыжами. Потом где‐то позади, совсем близко, раздался знакомый вой и топот.

Ремень заплечного мешка сполз на шею и сдавливал горло, лишая меня столь необходимого сейчас воздуха. Не останавливаясь, я снял его свободной рукой. Дышать стало легче, а в отдалении показалась тропа, с которой я так неудачно свернул. Главное – добраться до нее, а там, на ровном снегу, я наверняка сумею оторваться от погони, которая даже на пересеченной местности медленно, но уверенно меня настигала.

Вид желанной тропы, беспрепятственно бежавшей вниз с холма, осветил лучом надежды помрачившийся от страха разум, и я испытал острое желание узнать, кто или что мчится за мной по пятам. Оглянувшись, я увидел ее – ту самую каргу, за чьим жутким обедом невольно наблюдал. Длинные седые космы плескались за ее спиной, зубы стучали, пальцы сжимались, словно она уже настигла меня.

Тропа теперь была совсем близко, и, окрыленный, я утратил осторожность, вообразив, что сумею перепрыгнуть через торчавший впереди заснеженный куст, споткнулся и упал лицом в снег. Позади раздался безумный полукрик, полусмех, и в следующее мгновение горло тисками сжали сильные пальцы. В правой руке я по-прежнему держал мешок с коньками. Изо всех сил размахнувшись, я вслепую ударил им назад и почувствовал, что достиг цели. Пальцы ослабили свою стальную хватку, и что‐то тяжелое сползло в куст, преградивший мне дорогу. Я встал и обернулся.

Моя преследовательница билась в конвульсиях: лезвие одного из моих коньков, прорвав тонкий шерстяной мешок, пробило ей череп, и кровь хлестала из раны. Вдалеке я завидел еще одну тварь, мчащуюся ко мне огромными прыжками, и в исступлении понесся вниз по гладкой тропе к манящим огонькам деревни. Не останавливаясь ни на секунду, я долетел до самого отеля и с криками забарабанил в дверь, хотя мог просто повернуть ручку и войти.

Как и в тот вечер, когда Ингрэм рассказывал свою историю, в зале играла музыка и весело болтали постояльцы. Сам он был тут же и, завидев меня, поспешил навстречу.

– Я тоже их видел! – закричал я. – Посмотри на мой мешок – он весь в крови! Это кровь одной из них, карги, которая у меня на глазах оторвала ногу у серны и гналась за мной через весь проклятый лес…

Тут не то закружился я, не то комната вокруг меня, я рухнул на пол, а очнувшись, обнаружил себя в постели. Рядом сидел Ингрэм. Он заверил, что я в безопасности, а другой, незнакомый человек воткнул мне в руку шприц и тоже стал успокаивать…

День или два спустя я сумел наконец связно рассказать о своем приключении, и трое-четверо мужчин с ружьями отправились по моим следам. Они нашли куст, о который я споткнулся, и лужу крови на снегу, а дальше по моим следам вышли туда, где лежал труп серны без одной ноги и глаза.

Это единственное подтверждение моего рассказа, какое я могу дать читателю. Должно быть, тварь, преследовавшая меня, выжила, либо сородичи унесли ее тело… Так или иначе, тот, кому не верится в эту историю, волен лично обследовать пещеры Унгехоерхорна в поисках убедительных аргументов.

Махаон

Короткий зимний день подходил к концу, когда я вышел из больницы Святого Иакова, где навещал своего верного слугу Паркса, проведшего со мной двадцать лет. Я отправил его в больницу тремя днями ранее на обследование и