Шепот в тишине. Мистические истории - Марика Макей

Больше не сможешь.

* * *

Усталость словно стала моим постоянным аксессуаром. Я просыпаюсь с ней, хожу по улице, надевая усталость, как жилетку. Усталость забирает все мои мысли, а главное, желание что-то делать.

Я ничего не хочу. У меня нет желаний. И это все не мои мысли, а тех, кто ходит сюда, приносит усталость от жизни, не в силах закопать ее рядом со смертью.

Ее зовут Лиза. Теперь она работает курьером, развозит заказы по квартирам и офисам. Работа тяжелая, денег не хватает, учиться некогда.

А мы – могилы и смотрим, как катается мимо нас Лиза несколько раз за день. Пытается между делом прочитать, что написано на камнях, на крестах, на оставшихся ржавых табличках. Лиза придумывает себе истории, от которых не может потом спать по ночам. Лиза сама становится историей.

Не каждое кладбище хранит легенду, где-то есть кладбище, на котором люди просто лежат, отдыхают от жизни. У нас такое. Спокойное, не очень старое. Даже века еще нет. Хотя некоторые из нас видели камни, на которых уже все надписи стерлись. А в местном реестре о них только одно упоминание – «захоронение начала двадцатого века». Курьер Лиза не проезжает по той части, нет надобности. И не знает она, что там есть то, что она ищет. Та самая история, которую можно рассказывать, понижая голос. Ходит к тому месту только один человек – ведьма Галина. Она что-то знает про человека, что покоится под безымянным камнем. Знает, но никому не рассказывает. Она рассказывала бы дворнику Антону, но слышала, как он плюет ей вслед, а потом виновато стирает плевок метлой. Будь Антон посмелее, он бы заговорил с ней, а она с ним. И тогда, может, про безымянную могилу узнал бы еще кто-нибудь. А пока…

Мы просто наблюдаем.

Галина никогда не пересекались с Лизой. Ведьма не заказывает доставку, а курьер к ведьме не обращается. Но Галина знала, что есть где-то человек, который очень хочет найти легенду. И есть легенда, которая хочет, чтобы ее нашли. Еще Галина знает, что проще всего спросить об этом нас. Но мы не ответим. Потому что ответ для Галины у нас другой. Галине надо задавать вопрос, который она бережет для себя. Вопросы про других ей надо оставлять другим. А себя она боится. Боится ту самую себя, из прошлого. Ту, что могла постоять за себя, за свою команду. Ту, что на шутки о ведьмовстве отвечала колко, но беззлобно. Та Галина осталась в прошлом.

А мы – могилы. Мы смотрим, как Галина придумала себе что-то, что поселила под пустым камнем. И это что-то помогает ей жить дальше.

* * *

– Звонок для учителя! – Она и сама знала, что эта дурацкая шаблонная фраза ничего, кроме смеха, не вызывает, но все равно поморщилась оттого, как класс с воем проглотил комментарий и вывалился в коридор.

Не авторитет, не может дисциплину построить, не может показать, что с ней надо считаться. Это очень било по самооценке, ломало, принижало среди коллег. Больше всего не хотелось становиться той самой грымзой, которую обсуждают в курилке.

Но ее теперь обсуждают как тряпку. Молодую и неопытную. А она уже выпустила целый класс до этого. И все было хорошо, это был ее лучший класс. И расставаться с ними было так больно, что она решила сделать перерыв в классном руководстве. Только в последний момент ей пришлось подменить.

Безотказная. Ее предупреждали, что класс сложный, но она решила, что справится. Что эти новые ребята помогут ей забыть выпускников. Она безотказная, а они отказники. И с первого же дня показали, чего стоят.

Она не раз возвращалась мысленно в это первое сентября, пыталась понять: а что сказала тогда не то? Не так себя повела. Почему день в итоге закончился слезами в учительской и стопкой коньяка от старого историка?

Было тепло, и сначала небо затянуло облаками, уже к началу первого урока распогодилось, солнце играло на зеленой школьной доске. А ощущение перемен не отпускало. Было еще чувство непонятной тревоги, но она попыталась засунуть его поглубже, чтобы не стать заложником, не показать, как сильно она боится.

Они были красивые, все. Даже тот, про кого в школе говорили с отвращением. Он сидел в белой рубашке, крутил в пальцах карандаш, лениво водил взглядом по всему классу, словно он здесь хозяин, словно ему подчиняется тут всё и все. Она вошла в кабинет, выпрямив спину, улыбнувшись всему классу, а ему в частности. Было тихо, ее изучали. Изучали с первых парт, изучали исподлобья, лениво отвлекаясь от телефонов. Они знали, что от них отказались, это была их победа.

«Я не откажусь, – обещала она себе. – Доведу их до конца. Будет сложно, но я смогу!»

Надо было начинать, но голос предательски застрял в горле, и, чтобы сказать, надо было прокашляться. Либо выдать нечленораздельный набор звуков, а это провал.

Вдох. Выдох.

– Добрый день, – сипло, неуверенно, – меня зовут Галина Александровна, и я ваш новый классный руководитель.

– Восторг, – отозвался он с задней парты. – Нам стоит вас запоминать или можно сразу следующего кандидата?

Класс разразился хохотом. Галина замешкалась. Когда сама училась в школе, то не сталкивалась с травлей, на парах только слышала об этом. А теперь она, специалист с высшим образованием, педагог, выпустивший один класс, попала в самую глупую ловушку.

– Меня очень попросили взять ваш класс на руководство. – Она постаралась говорить так, словно этого комментария не было.

– Больше никто не захотел? – Про этого говорили, что он подпевает каждому, лишь бы не выглядеть убого. Класс опять засмеялся, выжидательно.

– Лучше этот вопрос задать в учительской. – Война уже была проиграна, не так надо было отвечать. Она это чувствовала, но уже ничего не могла изменить. К тому же она не умела язвить.

Урок был пыткой, каждое ее объяснение сопровождалось ехидным комментарием то с одной стороны класса, то с другой. Нельзя было орать в первый день, но очень хотелось. Хотелось высказать все, что она думает об этой классной иерархии, об этих детях. Которые – а так всегда – отражение их родителей.

– Галина Александровна. – Почему это звучит как издевка? – А какое будет домашнее задание?

– Сегодня без задания. – Голос осип. – Выучите мое имя.

Класс собрался и отправился на следующий урок. А Галина побежала в учительскую, быстрее, чтобы никто не увидел, как слезы пытаются вытеснить все, что накопилось за эти бесконечные