Шепот в тишине. Мистические истории - Марика Макей

На нашем кладбище тоже есть такие выглядывающие из-за деревьев мужчины (всегда мужчины), но у нас они в деловых костюмах без дополнительных украшений и вставок, все очень официально. Они все равно похожи на настоящих людей, на тех самых живых людей, которыми были и которые теперь стоят на своей могиле и смотрят на проходящих мимо посетителей кладбища. Нечаянно встретиться с ними взглядом всегда неуютно, хотя такой жутковатый эффект достигается только если смотреть издали, рядом это просто надгробие, не более того.

На самом деле страшнее было встретить того же самого курортно-кладбищенского покойника совсем в другой стороне, на одном сибирском новом кладбище, заросшем густыми, в человеческий рост, лебедой, чертополохом, крапивой и мятликом – все они так и норовят ужалить, уколоть, расцарапать и хлестнуть; на кладбище, расположенном буквально на болоте, о чем ярко свидетельствовали глубочайшие лужи, где печально торчали застрявшие газельки, погруженные в жидкую глину по самое брюхо, всеми четырьмя колесами, и болотное зловоние, которое ни с чем не перепутаешь. Здесь могильные участки настолько плотно прижимаются друг к другу, что приходится буквально ступать по захоронениям («простите, что побеспокоили, спасибо, что пропустили!»), чтобы добраться до своих, поскольку с недавних пор это сибирское кладбище тоже мне родное…

Вот там он и стоял, точно так же засунув руки в карманы спортивных штанов, в этой своей кепочке, с жадным взглядом и неприятной ухмылкой, которая, кажется, предназначалась лично мне. Я вздрогнула, нечаянно встретившись с ним взглядом, хотя был очень жаркий и очень солнечный день, и уж эту черную плиту, на фоне которой он был изображен, никак нельзя было спутать ни с чем другим, кроме как с надгробием. Однако это был тот самый мужчина, вернее, покойник, точнее, надгробный памятник. Нет, конечно, не тот же самый, и даже не близнец, и вообще не родственник, иначе это было бы очень-очень странное и пугающее совпадение.

Я не стала с ним общаться, даже мысленно (как, например, с обитателями участков, через которые перешагивала), просто отвела взгляд и стала продвигаться дальше. Легко можно встретить своего соседа по дому на курорте за много километров от родного города, мир, как говорится, тесен. А как насчет путешествующих соседей по кладбищу?

Подобные монументы есть на разных кладбищах, но посыл их кажется очень языческим: если не смог унести с собой в могилу власть и богатство, то хотя бы так, на картинке: и дорогие часы, и кусочек автомобиля премиум-класса, и расслабленность позы, будто говорящей «да я так в булочную за хлебом выходил, с ролексами и мерседесами», – все это как глиняные фигурки лошадей и деревянные болванчики, изображающие слуг, в могильном кургане какого-нибудь скифского вождя, чтобы после смерти продолжал существовать с привычным прижизненным комфортом. Про них мы тоже знаем много историй, предостерегающих разорителей могил.

Впрочем, сравнение с языческими вождями слишком лестно, а народное представление про приворотника не подходит. Это точно не приворотники, что могло бы оправдать их слишком внимательное отношение к живым посетителям, – захоронения давнишние, я специально проверяла даты, смотрела имя, будто бы оно что-то могло объяснить. Ничего оно не объясняло, абсолютно.

Скорее тут работает народное суеверие, ограждающее живых от ходячих покойников, которые так сильно были привязаны к каким-то вещам или просто нуждались в них, что готовы приходить с того света и в лучшем случае клянчить, а в худшем – угрожать, если не удовлетворят их неисполненные желания, если им не вернут любимую курительную трубку, деревянную ногу, очки, нужное платье или туфли поудобнее тех, что отправились с ними в гроб. И приходится потом измученным родным придумывать способы отправить посылку с нужной вещью: либо закапывать непосредственно в могилу, либо, забыв стеснение, ходить по похоронам совершенно чужих людей, чтобы через гроб чужого же покойника послать на тот свет передачку своему умершему. Отказаться никак нельзя, потому что тогда покойник будет ходить ко всем причастным – и к тому, кто не смог положить, и к тому, кто не дал положить вожделенный мертвецом предмет. Поэтому-то был такой правильный на самом деле обычай: сразу после смерти раздавать вещи усопшего бедным людям, кому они пригодятся, с просьбой помянуть, чтобы и на том свете родному человеку было хорошо, и живым приятно.

Впрочем, когда я отнесла бабушкину одежду в благотворительную организацию, она мне приснилась недовольная: куда, мол, торопишься от меня избавляться, неужели мои вещи тебе так глаза мозолят, мешаются, что ты вообще роешься в моих вещах, когда я еще не ушла? Я во сне оправдывалась, извинялась, поэтому проснулась с неприятным ощущением, что накосячила, поторопилась, огорчила бабушку даже после смерти. И то, что это всего лишь шуточки подсознания, никак меня не успокаивало, и помню до сих пор это «я еще не ушла»…

Это ощущение «не до конца ушедших» не такое уж необычное.

Недавно в жаркий солнечный день, когда закрывающие могилки тени от раскидистых деревьев особенно густы и дают благодатную прохладу, я заметила прямо на одном из захоронений, среди сочной зеленеющей, в полумраке кажущейся почти черной травы, прислоненный к деревянному кресту работающий планшет. Он бросался в глаза, такой неуместный и странный, такой неожиданный, и жутко выглядел дурачащийся с монитора мальчик лет пятнадцати, такой живой и веселый.

На самом деле, стоило подойти совсем близко и наклониться, почти сразу, почти, не мгновенно, становилось заметно, что это не планшет, а фотография в самой обычной рамке, статичное изображение, скорее всего, последнего селфи с телефона мальчика, покоящегося теперь под землей. Мозг дорисовал движение, которого, разумеется, быть никак не могло. А вот свет, исходящий от фотографии, который был похож на мерцание монитора и никак не мог быть отражением солнечного даже в этот жаркий летний день, свет, буквально пробивающийся сквозь траву, объяснить не получалось.

В тот же день на противоположном конце кладбища так же случайно взгляд зацепился за другую, точно такую же светящуюся среди полумрака, из тени, фотографию улыбающегося со своего последнего селфи мальчика, почти ровесника того, первого. Общая ли трагедия унесла их в один год, таких юных, неизвестно…

Когда я оглянулась, отходя от первой могилки с «планшетом», опять показалось, что мальчишка на фотографии дернулся, махнул рукой. Конечно, это уже была игра теней, ветерок, колыхнувший траву, не более…

Вообще, если вы думаете, что призраки являются только в полночь и потому риск встретиться с ними на