Лют - Дженнифер Торн

– Так в чем же заключается ваша теория?

Я считаю это статистическим курьезом. – Его тон почему-то совершенно меня не убеждает. – Любопытное явление, согласен, однако теорию можно склепать из любого набора данных при условии, что вы заранее исключите все, что ей противоречит. Всех людей, умерших в другие дни. Все месяцы с дрянной погодой. Об этом здесь как будто забывают. Необъективность восприятия – вот что это такое. Вопрос, конечно, достоин исследования, но лично рисковать собственной шеей я не собираюсь. – Джон от души смеется. – Мне тут нравится. Не хочу, чтобы разгневанная толпа пенсионеров отправила меня в море на бревне, предпочту остаться на острове.

Я смеюсь вместе с Джоном, а сама, щурясь, смотрю сквозь запыленное лобовое стекло, выискивая глазами Макса. Он скрылся за деревьями. Видимо, придется идти в рощу. Не хочу я туда идти. После вчерашнего ноги моей там не будет.

Джон подъезжает к опушке, глушит мотор, затягивает ручной тормоз. Мы остановились на странном пятачке за пределами огороженной территории, и склон в этом месте довольно крут. Выйдя из машины, я оскальзываюсь и, чтобы захлопнуть дверцу, вынуждена сделать два шага назад.

Кстати, данные переписи населения на Люте в целом не слишком отличаются от цифр по другим островам. – Джон огибает автомобиль, развивая тему и не догадываясь о моем затруднении. Его голос звучит приятным негромким гулом, как будто в кафе бормочет радио. – Взять тот же Скай или архипелаг Силли. – Он без труда спускается по склону, не вынимая рук из карманов, я неуклюже скачу за ним, то и дело рискуя вывихнуть лодыжку на шатких камнях. – Люди умирают везде, – продолжает Джон. – Одни умирают, другие переезжают, так что общая численность населения остается более-менее одинаковой. Что же до погоды, мой предшественник проделал отличную работу и собрал массу подтверждений тому, что она в гораздо большей степени определяется влиянием воздушных потоков, нежели вмешательством каких-то сверхъестественных сил. – Словно извиняясь, он выразительно кивает подбородком на верхушки крон.

Чтобы нагнать его на тропинке, я перехожу на бег и, к счастью, больше не скольжу. Здесь сухо, а звуки приглушены, словно кто-то накинул на рощу плотное одеяло. Набирая в грудь воздух, я даже не уверена, услышит ли меня Джон.

– И все-таки что вы думаете о самом Дне? Несколько смертей в одну и ту же дату, всегда по семь человек…

Это настоящий катарсис – высказать собственные сомнения и услышать, как их авторитетно развеивают. Надо было сделать это еще неделю назад.

– Семь человек, не больше и не меньше. – Джон поворачивается ко мне. – Полагаю, можно отнести это на счет того, кто подправляет записи. Поддержание традиции – само по себе традиция.

В памяти мгновенно всплывает тот самый гроссбух в кожаном переплете на столе в кабинете Хью. Тот, в котором от руки внесены фамилии всех жителей Люта и каждая помечена либо крестиком, либо точкой. Тот, кто подправляет данные. Или сам составляет списки.

Джон машет рукой.

– Вы американка, поэтому, скорее всего, такое объяснение не приходило вам в голову. Для вас тут все внове.

Я гляжу вверх, на солнечный свет, пробивающийся сквозь листву.

– Всегда считала клятву верности флагу нелепым и старомодным ритуалом: школьников принуждают хором произносить заученный текст, вот и все. Но в сравнении с островной традицией это цветочки.

Повисает тишина – первая пауза в нашем разговоре.

– Что ж, теперь мы сами все узнаем, верно? – Джон по-прежнему расслаблен и ничем не выказывает тревоги по поводу сегодняшнего дня, однако что-то в его словах заставляет меня остановиться.

– А как было в прошлый раз? – спрашиваю я.

– В прошлый? – Он тоже останавливается. – В прошлый раз меня здесь не было.

Стоп, как это? Я точно знаю, что Джон Эшфорд служит генеральным смотрителем острова вот уже двенадцать лет. Улыбнувшись мне через плечо, он приседает и отковыривает с дерева кусочек коры.

– Видите ли, долгое время я работал на полставки, наездами, а потом началась война, перевозки, скажем так, усложнились, и должность превратилась в постоянную с дополнительными обязанностями, за разглашение которых меня ждет трибунал.

При виде моих вытаращенных глаз Джон усмехается, но на самом деле я не удивлена. Я знала, что кое-кто на Люте ведет наблюдение или выполняет особые военные задания, но и только. Если единственная на всем острове американка в разгар войны начнет интересоваться вопросами, связанными с национальной безопасностью, это сочтут во всех смыслах подозрительным.

– Нескольких друзей я все же потерял. – Джон с глубоким вздохом выпрямляется. – Да, потерял.

Я не сразу понимаю, о чем он. Прошлый раз, семь лет назад, – Джон Эшфорд знал тех, кто умер тогда. Отец Хью. Мужчины и женщины из паба. Семья Мэтью Клера. Джон проводит пальцем под носом, смотрит вверх, сузив глаза.

Порой я думаю, что они сами навлекли на себя гибель, что всему виной их собственная суеверность, но и это объяснение кажется мне сомнительным. Не сказать, что меня оно устраивает.

Меня тоже. Вслух я этого не произношу.

– Нет, вы только посмотрите! – Джон укоризненно цокает языком и хмурит брови: он сошел с тропинки и, вытянув шею, заглядывает в дупло дерева. Моего дерева. – Какой-то болван оставляет здесь… О нет! Хуже! Черт-те что! Устроить курилку в таком месте! – Изумленно раскрыв рот, он достает из дупла мой окурок. – Секунда, и здесь все вспыхнет! Пуф-ф!

– Да еще в такую сухую погоду, – сочувственно поддакиваю я.

Как просто: это не я, на меня и подумать нельзя. Сколько же раз сегодня мне придется соврать?

Я опасаюсь, как бы меня не выдало лицо, но в этот момент из соседних зарослей доносится пыхтение Макса, и я крадусь по тропинке, предоставив Джону вести расследование в одиночку. Макса я не вижу, только слышу, как он движется параллельно мне, следя за каждым моим шагом.

Это не Макс.

– Я с головы до ног холодею, а в это время мой пес выскакивает на тропинку с совершенно другой стороны и в радостном прыжке оставляет на моих бедрах отпечатки двух грязных лап. Испускаю горестный стон, потом кричу: Фу! Место!

Те, другие, звуки наверняка издавал какойнибудь кролик или заблудившаяся коза, однако шорох и пыхтение продолжаются, и я отпускаю Макса, чтобы получше прислушаться, напуганная куда сильнее, чем полагалось бы рационально мыслящему человеку. Едва я разжимаю руку на ошейнике, Макс опять припускает вперед. В погоне за ним я оказываюсь на опушке. И не