Я тебя вижу - Влад Райбер

пошел на кухню, выпил стакан воды и успокоился. Написал Карине, она ответила почти сразу: «Папа, у меня все хорошо».

Мне нельзя сидеть одному в закрытой комнате. Я всегда должен быть чем-то занят, если не сплю. Мой день начинался с десяти километров бега по трассе, а заканчивался в спортзале, где я часами отрабатывал удары на боксерской груше. Измотать тело, чтобы избавиться от мыслей – было единственной эффективной терапией для меня.

В тот вечер, покидая спортзал, я не удивился пропущенным звонкам от жены. Она иногда мне звонила и спрашивала, как мои дела. Но в этот раз ее беспокоило не мое состояние.

– Рома, с Кариной что-то не то, – сказала Лена вместо «привет».

– Что случилось? – меня бросило в жар, я сразу вспомнил свой сон.

– Можешь приехать? – попросила жена. – Я надеюсь, что преувеличиваю. Хочу, чтобы ты мне это сказал.

***

Лена не сразу пустила меня в комнату. Сначала постаралась объяснить. Казалось, ей стыдно за то, что она мне не верила:

– Без тебя стало спокойно. Даже слишком. Карина перестала бояться и вздрагивать. Но сейчас она уже со мной не разговаривает. Молча уходит, молча приходит. Моет посуду, когда попросишь, сама садится за уроки, но что-то не так! Она какая-то механическая!

– Это оно, – я ударил кулаком в дверной косяк, хотелось причинить себе боль. – С Кариной тоже самое, что с людьми в пансионате. Мне не надо было уходить!

– Поговори с ней! Пожалуйста! Может, ты ошибаешься!

Я вошел в комнату Карины. Она сидела за столом, писала в тетрадь, держала спину ровно.

– Карина?

– Привет, папа, – моя дочь отвлеклась от домашнего задания.

Она просто среагировала на мой голос. В ней не было ничего настоящего. Ни искорки жизни. Я понял почти сразу и не обманывал себя. Мой многолетний опыт не мог меня подвести. Это разговаривала уже не моя дочь. Она звучала, как автоответчик.

Я подошел к ней, присел на одно колено и взял ее руки:

– Карина, ты меня слышишь?

– Да, – ее зрачки сузились, в них появились блики.

Я заговорил быстро, чтобы не упустить ее внимание:

– Что стряслось? Знаешь, что такое Золотомир? Ты была там? Да или нет?

Карина сжала мои руки своими крохотными пальцами:

– Папа! Дети говорят, что у меня украли душу! Я сейчас не здесь! Я там! В Золотомире.

– Карина! – позвал я, увидев, что ее глаза снова гаснут.

– Забери меня! – последние слова дочери прозвучали будто издалека, пальцы ослабли.

Пустая девочка, похожая на мою дочь, развернулась на стуле и склонилась над тетрадью. Не было смысла продолжать разговор.

Во мне острой болью вспыхивали разные чувства, но не страх. Единственное, чего я боялся – это опоздать. Действовать надо было прямо сейчас, если еще можно расставить все на свои места.

Когда я убегал из квартиры, жена попыталась меня задержать:

– Куда ты?

– Я ее вытащу!

– Подожди. Что с нашей дочерью?

Спускаясь по ступенькам, я не ответил и не оглянулся. Никаких разговоров. Нужно сделать все быстро. Прямо сейчас! Потом будет поздно.

Водитель такси, наверное, был удивлен, когда приехал к лесу и увидел, как его пассажир вырвался из машины и побежал в дебри.

Давно стемнело. Падал тяжелый мокрый снег и таял на моей раскаленной голове. Вода текла за шиворот. Ноги промокли, ветер трепал воротник, а мне было жарко!

Я бежал, не глядя на дорогу. И так знал, куда мне нужно, хоть и не был в этом лесу очень давно. Заросшая насыпь от железной дороги, кирпичная стена бывшего динамитного завода.

И одно слово, как заклинание:

– Папазепа!

В ответ «медвежий» голос:

– Что-о-о?

Он всегда откликается.

Я зашел за стену. Папазепа стоял там. Как черный шар на двух палках, только глаза блестели в темноте. Я смотрел на него сверху вниз, теперь он был для меня совсем маленький, его макушка заканчивалась у моей груди.

– Верни душу моей дочери. Это ведь ты ее забрал. Возвращай!

Папазепа раскрыл свою пасть и заговорил, движения его челюстей напоминали жевание:

– Ее забрали вместо тебя. Ты ушел, не заплатив. А так нельзя. Иди домой. Мы теперь в расчете.

Мне казалось, этот персонаж разговаривает со мной нагло, чувствуя свою правоту и полную безнаказанность. Он мог внушить страх любому ребенку. А я теперь видел, как он жалок и давил ногтями ладони, чтобы держать свой гнев в узде.

– Веди меня к ней и отдавай назад. Это не просьба.

– Ты ее не получишь, – рычал Папазепа. – Она теперь наша.

– Папазепа… Ха! – я буквально почувствовал, как во мне порвалась последняя нить выдержки. – Я тебя боялся почти всю жизнь. А теперь вижу, какой ты жалкий.

Мой кулак влетел в его бугристую кожу под глазом. Папазепа тут же озверел и раскрыл пасть во всю ширь. Согнул ноги в коленях и бросился на меня. Как тогда он собирался зажать мою руку в тупых зубах. Но я годами тренировал реакцию: резко вильнул в сторону и дал ему в ухо. Из слюнявой пасти вырвался жалобный стон. Он чувствовал боль.

От удара левой из его пасти вылетели два здоровенных желтых зуба, упали и вонзились в мокрую черную землю. Ударом правой я вынес монстру челюсть. Верхняя часть головы сместилась в сторону, почти свесилась и уже не вправилась назад.

Папазепа – мой детский кошмар, оказался для меня слабее куклы. Он ударился о кирпичи и упал, поджал ноги, как лягушонок. Круглая голова дергалась в попытках поставить челюсть на место.

– Ноги тебе оторвать? – я его не жалел, он превратил мою жизнь в ад и заслуживал мести.

Папазепа сдался:

– Не надо! Больше не трогай меня.

Я поднял его за ухо и прижал к стене:

– Поведешь меня к ней?

– Поведу, – согласился Папазепа, его трясло от макушки до пят.

Я почувствовал, что на моем озябшем лице блуждает ухмылка. Казалось, победа за мной.

Он пошел впереди, чуть заваливаясь влево, куда была смещена верхняя часть его головы. Иногда он сбавлял шаг, и я подгонял его пинками в затылок:

– Иди! Быстрее!

Мы шли по извилистым тропам, по лужам и по грязи. Этот путь не имел никакой логики, словно нашей целью было заблудиться. Шли вперед, поворачивали назад, проходили по кругу, спускались в овраг, перелезали через коряги и, наконец, оказались на дороге в Золотомир.

Я прочувствовал момент, когда из меня ушло все напряжение и тяжесть. Меня объял ласковый холод. Именно так: ласковый холод! Мышцы расслабились, стало легко, как во сне.

Земля в лесном коридоре была сухая и твердая. Ели казались похожими