Я тебя вижу - Влад Райбер

друг на друга, будто одно дерево скопировали тысячи раз. Стволы невероятной длины – макушек не увидеть. Деревья слева смыкались с деревьями справа, где-то очень высоко, и закрывали собой небо. Ни на что не похожее зрелище на мгновение заставило меня обо всем забыть.

Папазепа не ждал. Он шел вперед, к горизонту, где в треугольной арке деревьев висел кусочек света. Я побежал и по пути сбил его с ног. В этом искалеченном персонаже больше не было нужды.

Свет все ближе. Свет в конце тоннеля… Не слепящий, не теплый, а тусклый, рассеянный, как облака в хмурую погоду.

И он стоял там, на своем месте – странный человек в рясе, с большой плоской головой, похожей на крышку канализации. Лицо как нарисованное. Глаза, нос и губы приплюснуты. Король Солнца тоже оказался ростом пониже меня и худым, как щепка.

– Ты! – сказал он, разглядев меня.

– Дорогу! – крикнул я.

– Взрослым нельзя, – Король Солнца расставил руки. – В Золотомире живут только дети.

Я не нуждался в его разрешении, просто хотел уладить все по-быстрому. Мои пальцы провалились в мягкую кожу, когда я взял его за голову в районе лба.

Король Солнца был как из теста. Порвать это плоское лицо до самого рта оказалось легче легкого. У этого персонажа не было крови, а только вязкая слизь, похожая на слюну.

Поверженный Король Солнца упал на колени и ощупал свою разорванную голову. Эти похитители детей такие слабые. Не способные справиться со взрослыми.

– Остановите его! – кричал Король Солнца, пытаясь сложить две половинки головы. – Он все испортит!

Даже с такой травмой персонаж оставался живым. Ну и пусть страдает!

Там, где заканчивался еловый коридор, начинался город. Сразу за лесной аркой – улицы и дома. Деревья в яркой осенней листве, хотя давно должны стоять голые, ведь на дворе ноябрь. И небо светлое. Хотя сейчас должна быть ночь.

Я смотрел вокруг и видел, что этот мир ненастоящий. Все «рукотворное» создавало странное впечатление, будто эти дома никогда никто не строил, они были собраны и склеены, как на макете. А может, они выросли из-под земли сразу готовые!

Искусственный город, похожий на огромный лабиринт из стекла, бетона и стали. Улицы, утопающие в красных, желтых и оранжевых оттенках листвы. Воздух, пропитанный запахом грибов и дождя.

Ко мне бежала толпа десятилеток.

– Смотрите! Смотрите! Он пришел!

Ребятишки глядели на меня любопытными глазами. Что за непонятная радость в этих смуглых и бледных курносых лицах? Мальчики, девочки, одетые кто как: синяя школьная форма с золочеными пуговицами, красные галстуки, синие джинсы и разноцветные олимпийки, безразмерные футболки…

– Он здесь! – говорили дети.

А я искал среди них всего одно лицо: белобрысую десятилетку с серыми глазами.

Позади всех стояли двое детей. Девочка и мальчик. Они смотрели на меня с радостными улыбками.

– Василиса, Паша, – я не забыл их лица, ведь часто видел их во сне. – Вы здесь!

Дети вышли вперед и показали мне нашу веревку, с которой мы когда-то пришли в Золотомир.

– С тех самых пор, – сказал Паша. – Мы всегда были здесь.

– Рома, ты теперь такой взрослый, настоящий дядька, – рассмеялась Василиса.

– Вы тоже взрослые, – я еще не понимал, как все устроено в этом мире. – Я видел вас в городе!

– Это наши телесные оболочки, – объяснил Паша. – А мы настоящие здесь – в Золотомире.

Мы разговаривали, а другие дети слушали.

– Осень, – сорвалось с моих губ.

Казалось, я во сне.

– Здесь всегда осень, – Василиса неустанно улыбалась. – И всегда день.

В нашу сторону смотрели со всех улиц. Это были лазутчики и люди-деревья.

– Я ищу свою дочь. Ее зовут Карина. Невысокая такая, светлая…

– Знаем! – сказал какой-то мальчик в олимпийке. – Мы тут все знакомы. Она пока в санатории.

– Где?! – мне хотелось бежать туда сразу, как они ответят.

– В санатории, – Василиса перестала улыбаться и отвела глаза. – Там держат первый год и объясняют, что к чему.

И вдруг со всех сторон на меня прыгнули ползающие люди. Навалились на меня кучей, прижали к земле. Я собрал все силы, чтобы раскидать их, но не смог даже пошевелиться. Меня тащили по ковру сосновых иголок.

Я пытался тормозить, упираясь локтями в землю. Лазутчиков было слишком много. Пусть они слабые, но с толпой мне не сладить. Они волокли меня за ноги, катили по земле, взваливали на спины и передавали друг другу, как муравьи несут жука. Мне оставалось только барахтаться.

Ползающие люди несли меня вниз по улице, к сосновой роще, где стоял одинокий деревянный дом. От этой старой развалины так и веяло могильным холодом. Свет не отражался в грязных окнах. Стены напоминали куски сыра: все в дырах и покрыты мхом, будто плесенью.

На крыше бесчисленная стая серых ворон. Все они гаркали, и от этого шума можно было оглохнуть.

Меня протащили по деревянным ступенькам в темные комнаты, пропахшие птичьим пометом. Лазутчики набились в четыре стены чуть ли не доверху. Я злился и рвался изо всех сил, но что можно было сделать в такой куче?

Мои руки прижали к полу, и резкая боль ударила по нервам. Двое лазутчиков держали в руках молотки, другие подавали гвозди. Меня прибивали к доскам!

В тыльные стороны ладони и в пальцы наживую втыкали ржавый металл, загоняли стержни в плоть по самые шляпки.

Кровь затекала в щели. Я кричал не столько от боли, сколько от бессильной ярости. Хотелось разорвать карателей на куски. Мои ноги стянули веревками. Я лежал словно распятый и не мог подняться.

Закончив со мной, ползающие люди, как насекомые, убежали через окна и дверь. Я остался один. Грязная комната. Потолок в трещинах. Светильник с разбитой лампой. Птицы садились на подоконник, ходили взад-вперед, смотрели, каркали на меня.

Гнев, который я нарочно в себе поддерживал, уступал место смирению. Какой унизительный провал. Стоило ли рассчитывать только на силу и горячую голову? Меня прибили к полу. В каждой руке пара десятков гвоздей. В Золотомире тело ощущалось как чужое. И все равно больно. Пробовал дергать гвозди, но руки отказывались слушаться.

Я не мог позволить себе отчаяние. Душа Карины не должна застрять в этом загробье. Не хочу, чтобы она осталась здесь. Нужно было подышать и снова попробовать отодрать себя от пола.

Вороны вели себя все наглее. Прыгали с подоконника, топтались по полу. Они все меньше и меньше боялись меня, подходили к ногам, тыкали клювами в ботинки.

Я дергался, рычал на них. Но птицы уже поняли: этот человек беспомощен! Одна потрепанная старая ворона вспорхнула мне прямо на грудь. Ее