Сожженные приношения - Роберт Мараско

сладко пахнущее, и, не в силах заснуть, опять вылезла из постели и спустилась на кухню. На востоке над верхушками деревьев разливался свет; она вышла на террасу с чашкой кофе и, машинально выдирая сорняки из щелей между каменными плитами, смотрела, как восходит солнце.

Когда спустился Бен, на плите уже варилось яйцо для миссис Аллардайс, а Мэриан наводила свой порядок на полках кладовой. Она вынесла на террасу завтрак для мужа, потом для Дэвида, потом для тети Элизабет. Ровно без пяти девять оставила их весело болтать и понесла поднос миссис Аллардайс в ее гостиную. Она раздвинула шторы, выключила лампу и взяла со столика нетронутый поднос с ужином, сопротивляясь желанию, еще более мощному, чем вчера, подойти к резной двери.

Бен с Дэвидом съездили на почту оформить абонентский ящик, а Мэриан с тетей Элизабет выпили еще по чашечке кофе на террасе. («Смерть», – нараспев произнесла тетушка, прижимая кулак к своей груди, но все равно выпила.)

– Ну как городок? – спросила Мэриан Бена, когда он вернулся.

– Шикарно. – Он поставил на стол пакет с блоком сигарет и двумя квартами[22] молока. Хватит до конца недели. – Мы черт знает где, может, даже у черта на рогах.

– Мне нравится, – сказала Мэриан.

Они установили распорядок: раз в неделю забирать почту, покупать молоко и что там еще у них закончится. Телевизор заменит ежедневную «Таймс». По воскресеньям, если у Бена достанет амбиций, он может кататься в Саутолд.

– Они дружелюбные? – поинтересовалась Мэриан.

– Местные?

Она кивнула, убирая молоко, и Бен сказал:

– Да не особо.

– Ты сказал им, кто мы такие?

– Нет. А надо было?

– Хорошие отношения с местными. Никогда не помешает.

– В другой раз. – Он снимал шкурку с банана. – А кто мы, кстати, такие?

– Мы Рольфы, – заявила она торжественно, раскинув руки и затем сомкнув их вокруг Бена. – Из усадьбы Край земли… или Заветное желание… ну или откуда-нибудь в этом роде. Придумай что-нибудь остроумное и грандиозное.

Дэвид заглянул на кухню и спросил отца:

– Так что там с бассейном?

– Край земли, говоришь? – сказал Бен Мэриан. – Значит, будем называть это Канадой.

* * *

Какие бы сомнения ни грызли Бена насчет дома, ничто не подкрепило их ни в тот день, ни назавтра, ни послезавтра. Солнце, казалось, светило чем дальше, тем ярче, громадное здание становилось все более знакомым, удобным и управляемым. Мэриан была права: Бен исходил напряжением, словно по́том, и единственное, что ему следовало делать, – это прыгать в теплую воду бухты и смывать его с себя без всяких усилий. Следуя напечатанным инструкциям, ему удалось запустить фильтр в бассейне, хоть и ненадолго, и найти в подсобке сеть и пылесос. Дэвиду придется довольствоваться пляжем, пока убирается мусор. Бен бросил взгляд на шезлонг, который они извлекли из дальнего угла одного из гаражей, и на выцветший зонтик, торчащий из ржавого столика, мысленно увидел на этом столике книги и ром коллинз[23], представил долгие тенистые послеполуденные часы, проведенные на этой кафельной плитке и под этим зонтиком, и понял, что ему не терпится не меньше, чем Дэвиду. Он тоже мог бы привыкнуть к этому запросто, совершенно запросто.

Бен и Дэвид исследовали окрестности, и Мэриан тоже иногда выбиралась из дома, а тетя Элизабет поставила свой мольберт на террасе и принялась запечатлевать виды, прикрывая глаза от солнца полями гигантской шляпы. Картина началась со вполне точной передачи пейзажа приятными переливами зеленого, синего и коричневого… затем посреди бухты возникли маяк и белая точка катера, а еще дети, играющие на пляже под присмотром стройной женщины в громадной соломенной шляпе. Она назовет свою работу «L’Été» – «Лето», сообщила тетушка Бену.

Она помахала им с террасы, пока они шли к каменному молу, где в их первый визит упал Дэвид. За молом пляж упирался в скалистое подобие утеса, слишком крутое, чтобы можно было просто влезть на него, хотя Дэвид все же попытался, а за ним и Бен.

Сами угодья имели форму полукруга, ограниченного прямой линией берега и большой дугой леса. Они обнаружили остатки теннисного корта и, что гораздо интереснее, старое кладбище с торчащими из земли надгробными плитами – сильно к западу, за рощицей. Трава там в некоторых местах была редкой и низкой, а в других – очень жесткой; земля вздымалась буграми, некоторые могилы казались посвежее других, хотя в данном случае «посвежее» означало, что им всего несколько поколений, а не несколько столетий. Бен даже смог разобрать на двух или трех плитах даты и следы фамилии АЛЛАРДАЙС.

Дэвид счел это место совершенно жутким и завораживающим. Они придут сюда в какую-нибудь ночь в полнолуние, пообещал ему Бен, сгорбившись и скорчив рожу, как у Игоря[24], и посмотрят, какие призраки выйдут из этих могил. Возможно, целая толпа призраков-горилл, и все на окровавленных двухколесных велосипедах.

– Трехколесных, – напомнил ему Дэвид и попятился, когда Бен заковылял ему навстречу.

– Куда это ты собрался, малыш? – прорычал Бен, покряхтывая и извиваясь всем телом.

Дэвид не спускал с него глаз.

– Найди велик, – сказал он, еще быстрее пятясь. – Он намного страшнее, чем это дурацкое кладбище.

Бен выпрямился и заулыбался:

– Хватит на сегодня страшного. – Он обнял Дэвида. – Пойдем-ка проверим наш зачуханный бассейн.

Что полностью устроило мальчика.

* * *

Повторяю в последний раз, уговаривала она себя: не о чем тут беспокоиться. Если бы было на что жаловаться, если бы что-то было не так со старой леди, она бы уж всяко нашла способ донести это до Мэриан. Суп стоял холодный, ложка и салфетка лежали в точности на тех же местах, где она их оставила.

Чем же старушка живет?

Пару раз в голову Мэриан приходила кошмарная мысль, что миссис Аллардайс вовсе и не живет, что она лежит мертвая за резной дверью. Или все это какая-то странная чудовищная шутка, разыгранная Аллардайсами, тот самый подвох, и никакой миссис Аллардайс в действительности не существует. Если бы хоть малейший знак от нее, чтобы Мэриан полегчало, чтобы все стало для нее таким же идеальным, каким оно очевидно было для Бена, Дэвида и тети Элизабет!

Постепенно тревога начала приводить ее в дальнюю гостиную чаще, чем три раза в день. Она заглядывала туда первым делом утром и в последнюю очередь вечером: раздвигала шторы, гасила лампу, задергивала шторы, включала лампу. Если ей надо было подняться за чем-нибудь наверх, она заходила и туда, прежде чем вернуться вниз. Сунуть голову, замереть, прислушиваясь, не раздастся ли звук шагов или щелчок дверной ручки, затем уйти. На третий или четвертый