Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

Другое событие, которое могло повлиять на мой сон, – краткое упоминание о призраках за ужином. Инглис с непоколебимой уверенностью заявил, что всякий, кто хоть на йоту верит в существование сверхъестественных явлений, не заслуживает называться даже ослом. После этого разговор перешел на другое. Насколько я помню, больше ничего из произошедшего или сказанного не могло привести к описанному далее.

Мы разошлись довольно рано, и я, невероятно сонный, зевал всю дорогу до своей спальни. В комнате было довольно жарко, и я отворил все окна нараспашку, впустив белый свет луны и любовные песни соловьев. Быстро раздевшись, я улегся в постель, и сонливость сняло как рукой. Впрочем, я не стал досадовать, а с удовольствием лежал, смотрел на лунный свет и слушал соловьиное пение.

Затем я, возможно, уснул, и все последовавшее было лишь сном. Так или иначе, через некоторое время соловьи умолкли, а луна зашла. Решив почитать, раз уж по неизвестной причине мне не спалось, я вспомнил, что книга осталась в столовой на втором этаже, зажег свечу и спустился. Войдя, я увидел, что книга лежит на столике для закусок, а дверь в незанятую спальню открыта и оттуда льется причудливый серый свет, не похожий ни на лунное сияние, ни на рассветные сумерки. Я заглянул внутрь.

Прямо напротив двери стояла большая кровать с балдахином, в изголовье которой висел гобелен, и на ней кишели огромные гусеницы длиной с фут, а то и больше. Их тела испускали слабое свечение, которое я и заметил из столовой. Вместо присосок, как у обычных гусениц, эти имели несколько рядов клешней наподобие рачьих, которыми цеплялись за поверхность и подтягивались, чтобы переместиться. Жуткие желтовато-серые тела были покрыты шишками и буграми разной величины. Должно быть, гусениц насчитывалось несколько сотен – они образовывали на кровати шевелящуюся извивающуюся пирамиду. Одна из них с мягким шлепком упала на пол, и, хотя тот был из твердого камня, клешни образовали в нем вмятину, словно в мягкой замазке. Упавшая гусеница заползла обратно на кровать и присоединилась к своим страшным товаркам. У них не было лиц, если так можно выразиться, но на одном конце имелся рот, открывавшийся вбок при каждом вдохе.

Внезапно твари, словно почуяв что‐то, развернулись ко мне ртами и устремились в мою сторону, падая с кровати с противными мягкими шлепками. На миг я окаменел, как в дурном сне, а затем кинулся вверх по лестнице, чувствуя голыми ступнями холод мрамора. Вбежав в свою комнату, я захлопнул дверь.

В следующее мгновение я обнаружил себя стоящим у кровати, и липкий пот струился по моему телу, а в ушах звенел стук захлопнутой двери. Я совершенно точно проснулся, однако, в отличие от обычного ночного кошмара, ужас, охвативший меня при виде отвратительных тварей, не исчез. Даже если то был сон, мне он казался действительностью, и я не мог оправиться от страха. До самого рассвета я не решался прилечь и в каждом шорохе подозревал приближение гусениц. Клешням, дробившим каменный пол, не составило бы труда расколоть деревянную дверь – даже сталь их не удержала бы.

Едва вернулся славный добрый день, ласковый шепот ветра рассеял мой страх, и безымянные существа, чем бы они ни были, больше меня не пугали. Рассветное небо, поначалу бесцветное, стало розовато-серым, и вскоре сияющее шествие света растянулось по всему горизонту.

По очаровательному обычаю дома каждый был волен завтракать где и когда угодно, так что я провел завтрак на балконе и до самого обеда оставался у себя – писал письма и прочее. Когда я спустился к обеду, все уже приступили к еде. Между моими ножом и вилкой лежал маленький картонный коробок. Инглис проговорил:

– Взгляните, вы ведь интересуетесь естествознанием. Нашел ночью у себя на покрывале. Не представляю, что это такое.

Думаю, еще прежде, чем открыть коробок, я предвидел, что там обнаружу: маленькую серовато-желтую гусеницу с причудливыми бугорками и шишками на кольчатом теле. Она очень активно ползала, и ножки ее походили на рачьи клешни. Я закрыл коробок.

– Не знаю, что это за гусеница, но выглядит она весьма неприятно. Что вы собираетесь с ней делать?

– Оставлю себе, – ответил Инглис. – Она начинает окукливаться – интересно, какой из нее выйдет мотылек.

Вновь заглянув внутрь, я убедился, что лихорадочное ползание гусеницы действительно вызвано плетением кокона. Инглис заметил:

– У нее странные ноги, будто рачьи клешни. Как по-латыни «рак»? Cancer? Если это уникальный вид, назовем его Cancer Inglisensis.

Тут у меня в мозгу мелькнула вспышка, в свете которой все увиденное во сне и наяву сложилось в некую картину, и ужас, пережитый ночью, связался со словами Инглиса, поэтому я, недолго думая, вышвырнул коробок в окно. Неподалеку от дома журчал фонтан, и коробок упал прямо в воду.

Инглис рассмеялся.

– Вот так любители оккультного обращаются с твердыми фактами! Бедная моя гусеница!

Потом беседа перешла на другие темы, и я привел это подробное описание тривиального разговора лишь с целью записать все, что имеет хоть малейшее отношение к теме оккультного или к гусеницам. Я, конечно, был не в себе, когда швырнул коробок в фонтан. Объяснить это можно лишь тем, что его содержимое представляло собой точную миниатюрную копию тех, кого я видел на кровати в пустой комнате. И хотя превращение ночных видений в существо из плоти и крови (или из чего бы ни состояли гусеницы) могло бы избавить меня от страха, на деле ничего подобного не произошло – шевелящаяся пирамида на незанятой кровати лишь сделалась отвратительно настоящей.

После обеда мы час-другой лениво прогуливались в саду и отдыхали на лоджии, а около четырех мы со Стэнли отправились купаться. Наш путь лежал мимо фонтана, в который я бросил коробок. На неглубоком дне бассейна колыхались в прозрачной воде белые останки размокшего картона, а по ноге мраморного итальянского купидона с винными мехами, из которых лилась вода, ползла гусеница. Каким‐то невероятным образом она пережила падение, выбралась из размокшей тюрьмы и теперь, недосягаемая, ползла, не переставая плести свой кокон.

Заметив меня, словно твари из сна, гусеница вырвалась из опутывавших ее нитей, сползла по ноге купидона и, извиваясь, как змея, поплыла ко мне с удивительной скоростью (не говоря о том, что удивителен сам факт существования водоплавающих гусениц). Уже вскоре она выползала из мраморного бассейна. В этот момент к нам присоединился Инглис.

– Ба! Да это наша старая знакомая Cancer Inglisensis! – воскликнул он, заметив гусеницу. – До чего же она спешит!

Мы стояли рядом на дорожке, и, оказавшись в