Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

и всем своим нежным сердцем потянулась к ним – маленьким невинным душам, которые постигла такая жуткая судьба, что теперь они приносят лишь смерть, в то время как дети рождены нести радость и смех. Все, кто видел их, питали к ним лишь страх и насмехались над ними.

Жалость охватила Мэдж, и ужас спал с нее, словно сморщенная кожура с расцветающего весеннего бутона.

– Милые мои, мне вас так жаль! – воскликнула она. – Не ваша вина, что вы несете мне то, что должны принести. Но я больше не боюсь, я только жалею о вас. Благослови вас Господь, несчастные малыши!

Мэдж подняла голову и посмотрела на близнецов. Хотя в галерее было совершенно темно, теперь она видела их личики – бледные и нечеткие, словно слабое пламя, колышемое сквозняком. Тем не менее на личиках этих не было ни горя, ни гнева – они улыбались Мэдж застенчивой детской улыбкой. На ее глазах силуэты близнецов побледнели и растворились, словно облачка пара в морозном воздухе.

Она не сразу поднялась с колен – не от страха, а потому что была охвачена чудесным, блаженным умиротворением и не желала его нарушать. Наконец Мэдж встала и ощупью двинулась к выходу, не испытывая ни оцепенения ночного кошмара, ни подстегивающего ужаса. Очутившись на площадке, она увидела Бланш, которая поднималась по лестнице, насвистывая и помахивая коньками.

– Как нога, родная? – спросила Бланш. – Вижу, ты уже не хромаешь.

– Наверное, прошла – я и думать о ней забыла. Бланш, милая, ты только не пугайся, но я видела близнецов.

На мгновение Бланш побелела от ужаса.

– Что?.. – выговорила она сдавленным шепотом.

– Да, я только что их видела. Но они были добры, улыбались, и мне было так их жалко. Почему‐то я уверена, что мне нечего бояться.

Похоже, Мэдж оказалась права, поскольку ничего ужасного с ней так и не произошло. Должно быть, ее отношение к близнецам, жалость и сочувствие тронули их и развеяли проклятие. По правде сказать, буквально на прошлой неделе я приехал в Черч-Певерил после наступления темноты и, проходя мимо длинной галереи, столкнулся с выходящей оттуда Бланш.

– Вот и вы! – воскликнула она. – А я сейчас навещала близнецов. Они были очень милы и задержались почти на десять минут. Скорее идемте пить чай!

Гусеницы

Месяца два назад я прочел в итальянской газете, что виллу Каскана, где я однажды гостил, снесли и строят на ее месте некий завод. Следовательно, больше нет смысла молчать о том, что я видел (или воображал, что видел) своими глазами в одной комнате и на одной лестничной площадке этой виллы, а также скрывать последовавшие за этим события, которые могут пролить свет на этот случай (а могут и нет – судить читателю).

Вилла Каскана была восхитительна во всем, кроме одного обстоятельства, и все же, существуй она поныне, ничто на свете – без малейшего преувеличения – не заставило бы меня вновь переступить ее порог, так как я убежден, что на вилле этой обитали весьма жуткие и опасные сущности. Большинство призраков в конечном счете практически безобидно. Они могут напугать, однако тот, кому они являются, обычно остается невредим. И даже напротив – порой призраки бывают настроены к людям дружески и творят добрые дела. Тем не менее потусторонние существа на вилле Каскана ни в коей мере не были дружелюбны, и, если бы их явление развивалось по немного иному сценарию, не думаю, что меня ждала бы лучшая участь, чем Артура Инглиса.

Вилла стояла на поросшем падубом холме неподалеку от коммуны Сестри-Леванте на Итальянской Ривьере. Из окон открывался вид на радужные переливы сказочного итальянского моря, а за домом каштановые леса взбирались по склонам, увенчанным соснами, которые по контрасту со светлой зеленью каштанов смотрелись черными. Виллу окружал пышный сад в самом разгаре весеннего цветения. Ароматы роз и магнолий, смешиваясь с соленым морским ветерком, текли рекой по прохладным комнатам со сводчатыми потолками.

На первом этаже дом с трех сторон окружала лоджия с колоннами, крыша которой служила балконом для комнат второго этажа. Парадная лестница с широкими ступенями серого мрамора вела из холла на площадку перед этими комнатами, которых насчитывалось три: две большие гостиные и спальня с удобствами. Последняя простаивала, а гостиные использовались. Отсюда парадная лестница раздваивалась. Одна половина вела на третий этаж, где располагалось несколько спален, в том числе и моя, а другая, всего полдюжины ступенек, – к другой группе комнат, где в описываемый период художник Артур Инглис занимал спальню и студию. Таким образом, с лестничной площадки перед моей спальней видны были и площадка второго этажа, и лестница, ведущая к комнатам Инглиса. Джим Стэнли и его жена, у которых я гостил, занимали комнаты в другом крыле дома, где также находились помещения для слуг.

Я прибыл солнечным майским днем как раз к обеду. Сад дурманил ароматами цветов, и не меньшее наслаждение, казалось, должна была доставить мне мраморная прохлада виллы после прогулки под палящим солнцем от пристани. Однако едва я переступил порог, как почувствовал (читателю придется поверить мне на слово): в доме что‐то неладно. Ощущение было довольно неопределенным, но очень сильным, и я помню, как, увидев на столе в холле письма, подумал, что меня ждут дурные вести. Тем не менее письма предчувствий не оправдали – все мои корреспонденты прямо‐таки сочились благополучием. И все же такое доказательство очевидного промаха интуиции не развеяло моей тревоги. В прохладном благоухающем доме было что‐то не так.

Я специально упоминаю об этом – ведь дурным предчувствием можно объяснить тот факт, что в первую ночь на вилле Каскана мне спалось очень плохо, хотя обычно я сплю как убитый и время от тушения света до утренней побудки проходит незаметно. Этим можно также объяснить и то, что, заснув, я увидел весьма яркий и оригинальный сон (если увиденное действительно было сном). Оригинальность его заключалась в том, что моим сознанием завладел образ, до того момента не приходивший мне в голову. Но прежде стоит описать кое‐какие разговоры и события дня, которые, вкупе с дурным предчувствием, могли породить ночные видения.

Итак, после обеда миссис Стэнли показала мне дом, особо упомянув о незанятой спальне на втором этаже, примыкавшей к комнате, где мы обедали.

– Мы оставили ее свободной: у нас с Джимом, как вы видели, очаровательная спальня с гардеробной, а поселись мы здесь, пришлось бы превращать столовую в гардеробную и обедать внизу, – пояснила миссис Стэнли. – Так что мы устроили себе маленькую квартирку там, Артур Инглис занимает комнаты в другом коридоре, а поскольку вы как‐то упоминали, что чем выше ваша комната, тем вам приятнее (правда же, у меня поразительная память?), то я разместила вас не здесь, а наверху.

Должен