Гиблое дело - Кори Доктороу

мне несколько сообщений, полных сочувствия и волнения. «Подозреваю, бардака тебе в жизни сейчас хватает во всех смыслах слова, так что не буду лишний раз трогать, но если понадобится помощь – пиши», – гласило последнее.

Я написал, и она ответила мне мгновенно, что было невероятно приятно (она ждала!), но невероятно паршиво с моей стороны (мог бы и сразу ей написать). Я успел рассказать ей о том, что лишился соседей и думаю вызывать сантехника, а в ответ получил весьма недвусмысленные указания ехать к ней и не рыпаться, пока не разберусь с домом.

Восторг от новых отношений и разъяренный ужас – очень странное сочетание. Всю дорогу к Фыонг я то мечтал о мести, охваченный ненавистью, то вспоминал, что меня пригласила к себе эта невероятная женщина, и двигался практически на автопилоте, погруженный в радостные мысли о том, как же мне повезло. Ах, как же я обожал эти первые стадии отношений.

Я пару раз постучал в дверь Фыонг, но ответа не получил и уже собирался ей написать, как услышал громкую музыку и шаги. Решил дернуть за ручку – и дверь открылась.

Фыонг с соседями собрались в гостиной – танцевали посреди комнаты, сдвинув к стенам всю мебель.

Я на мгновение остолбенел, потом расплылся в огромной ухмылке, а потом меня заметила Фыонг, улыбнулась еще шире меня, протянула руку, и я тоже пустился в пляс. Танцевал я не очень, зато Фыонг двигалась просто отлично, и я повторял за ней, отплясывая под классную музыку в компании смеющихся друзей. К тому времени, как музыку выключили, я успел запыхаться и со всеми потанцевать.

– Это в честь чего? – спросил я у Фыонг. Та чмокнула меня в челюсть под ухом, обхватив за пояс потной рукой.

– Мотивационное упражнение у нас такое, – сказала она, слегка задыхаясь. – «Две минуты ненависти» называется. Каждый день мы включаем таймер и убираемся ровно сто двадцать секунд, сколько успеем. А дважды в неделю врубаем таймер на полчаса, и если за это время успеваем отдраить весь дом, то устраиваем такие вот танцы.

– Ребят, я вас люблю, – сказал я. И тут же понял, что хожу по тонкому льду. Но Фыонг не смутилась.

– И мы тебя тоже, – сказала она и окинула таким жарким взглядом, что вся кровь хлынула к одному конкретному месту.

Я помог им вернуть мебель на место, а потом глотнул домашнего имбирного пива из ледяного стакана и закашлялся от того, насколько пряным (в хорошем смысле) оно оказалось.

Фыонг плюхнулась на диван и похлопала по обивке, приглашая присесть. Уговаривать меня не пришлось.

– Ну что, такой себе денек выдался, да?

Я застонал.

– Не напоминай.

– Да ладно уж, расскажи, интересно ведь. – И я рассказал: об угрозах и предложении Кеннета, разнесенном доме, испорченном одеяльце, о ночевке у Аны-Люсии и приютивших ее людей, о записке, оставленной бывшими соседями.

– Ну и жесть, – сказала она.

– Да уж, – согласился Дон. Они слушали рассказ с самого начала, а на середине подошли Арина с Джейкобом и уставились на меня с открытыми ртами.

– Сраное одеяльце, капец, – сказала Арина. – Серьезно, вот насколько нужно быть мудаком?

– А что твой дедушка там хранил-то? – спросила Фыонг.

– Понятия не имею, – пожал я плечами. – Он был древним чокнутым параноиком. – Врать им было неприятно, но я сомневался, что Фыонг с друзьями сильно обрадуются, узнав про мою заначку в холмах. Они слишком мне нравились, и я хотел понравиться им в ответ.

– Одеяльце, думаю, можно спасти, – сказал Мигель. – Собери лоскутки, постирай, а потом пришей к подложке. Можешь даже в рамку вставить. – Он похлопал по изношенным джинсовым кимоно, наброшенным на диван в качестве пледа. – Вот пример. Я их сам сшил. Могу помочь, если хочешь.

Я чуть не расплакался от благодарности. Эмоции накрыли волной, и я только сейчас осознал, насколько обижен и зол я был на проклятых ополченцев, осквернивших мой дом и напугавших соседей так, что они решили сбежать.

– Эй, – сказала Фыонг. – Эй. Ты весь дрожишь. Все хорошо. Все будет хорошо, Брукс. – Она погладила меня по волосам. Все взгляды были обращены ко мне, и ярость вскипела и выплеснулась.

– Мудаки сраные… сраные мудаки. Возомнили себя будущим Калифорнии, Америки, всего мира. Нашли себе богатеньких психанутых друзей, которые их спонсируют, платят за оружие и адвокатов, и теперь планируют устроить военный переворот. Мало им кресты жечь, мало им вандализма! Нет, им нужна война. Мы должны их остановить, ребят. Должны что-то сделать. Тут или они, или мы. Они хотят отобрать у нас мир. И что, мы им позволим? Миру нужны защитники. Кто, если не мы?

– Брукс, ты присядь, ладно? – попросила Фыонг. Я чуть было не огрызнулся, что и так сижу, но тут осознал, что расхаживаю по комнате, сжав руки в кулаки, и все собравшиеся пялятся на меня.

Я сел. Дон посмотрел на меня с мягким беспокойством.

– Брукс, я все понимаю. Тебе тяжело, ты злишься. Но это не повод опускаться до их уровня.

– Переведу, – сказала Фыонг, – кончай нести бред про «защиту родины». Мы на этих дебилов с винтовками не попрем. Никакие они не ополченцы – обычные террористы. За ними стоят большие деньги, но они олухи, Брукс. Кретины.

Я не сдержался. Фыркнул.

– И что, полицию вызовем?

Теперь фыркнула уже она.

– Ты уже сколько раз вызывал копов на этих придурков? Три? Четыре? И как, помогло? Думаешь, если раз за разом повторять одно и то же действие, результат изменится?

– А что тогда?

– Давайте думать.

Мигель принес домашнего «Джефферсона», который понравился мне куда больше «Паппи». Мы распили его со льдом, пряными биттерами и цедрой, и дышать стало легче. Фыонг повесила на стену доску, взяла маркеры, и мы принялись размышлять за стаканчиком виски. Оказалось, принцип «глупых идей не бывает» ее соседи воспринимали очень серьезно. Я немного обалдел, когда Арина предложила найти, где они живут, и написать у них перед домами послания от людей, которых спасли программы «Нового Зеленого курса», но Фыонг записала идею, все закивали, и я решил не обращать внимания.

– А потом можно слить их инфу Ватанабэ, – сказал я.

– Кому? – переспросила Арина.

– Генеральному прокурору. Она этих сраных ополченцев ненавидит.

Фыонг покачала головой, но идею записала. Видимо, для нее жалобы прокурору стояли в одном ряду с вызовом полиции.

– А еще нацгвардии. Историк в школе постоянно рассказывал, как после выборов Увайни они отбивались от бунтующих ополченцев.

И снова она покачала головой, но записала мои слова. Нацгвардия и вовсе недалеко ушла от полиции.

Неодобрение Фыонг – особенно учитывая,