День Благодарения - Илья Витальевич Горячев

– Ну как я выступил? – Он достал из кармана мятый носовой платок и утёр обильно выступившую на массивном лбу испарину.

Олаф молча продемонстрировал оттопыренный большой палец.

– Отлично, мистер О’Нил, просто отлично! Да вы и сами видите, особенно ваш экспромт с НДС их порадовал. Люди просто в восторге, – Клод обвёл сквер рукой, – кстати, вам же теперь нужен новый шериф, так?

– Именно так, – энергично закивал тот, – а что, есть кто-то на примете?

– Да. Уильям Костиган, опытный человек, думаю, вы сработаетесь. Ави считает, что у вас он будет на своём месте. Вообще много у вас пустующих домов, ферм в окрестностях?

– Этого, к сожалению, хватает, да… – Толстяк пожал плечами удручённо. – В моём далёком детстве народу в этих местах было минимум вдвое больше. А сколько молодёжи сгинуло в Нью-Йорке, эх-х… – Он махнул рукой.

– Вероятно, мы сможем направлять вам какое-то количество людей на поселение, многие наши стремятся выбраться из Бостона, да и в других мегаполисах у нас есть контакты.

– Это было бы замечательно! Единственно, надеюсь, что это будут верующие христиане. Жители у нас, несмотря ни на что, весьма старомодны, вы и сами, наверное, заметили, потому, что-то общее у наших с новичками просто обязательно должно сразу быть.

– Безусловно, – кивнул Клод, – мы учтём ваши пожелания.

Роджер О’Нил немного замялся, но после подбадривающего жеста всё же решился и сказал, понизив голос:

– Небольшая просьба. Я, конечно, всё понимаю, но всё же… Мистер Клод, если можно, не присылайте католиков.

* * *

Уже в сумерках тронулись в обратный путь – на ферму Винтерверпов. Джипы шли впритык друг к другу, бампер к бамперу, а грунтовку впереди освещал лишь узкий луч, концентрированным снопом света, вырывавшийся из замаскированных фар.

Сидя на пассажирском сидении, Иван повернулся к Олафу вполоборота:

– А всё-таки зачем Ави дёрнул нас сюда? Справились бы тут и без нас, что собственно и произошло, а у нас и в Бостоне работы хватает, что скажешь?

Олаф потеребил бороду и после секундной паузы ответил:

– Сантклауду нужен успех после плена, для восстановления уверенности в себе. Ави что-то разглядел в нём, а свои действия он продумывает на пять ходов вперёд. Так что мы тут из-за Сантклауда. Хотя я не скажу, что это мне особо по нраву.

Иван хмыкнул.

– Это Ави тебе сам сказал?

– Нет необходимости. Мы давно работаем вместе. Я понимаю его мотивацию. А вслух он этого не скажет. Старая школа, сам понимаешь.

Олаф говорил отрывисто, автопилоту в этих краях доверять было никак нельзя, а дорога была такая, что постоянно приходилось крутить руль. Немного помолчали. Машина подпрыгивала на ухабах.

– У нас ещё остались здесь дела? – Иван, прикрыв рот рукой, подавил зевок. – Когда обратно?

– Думаю, ещё день-два. – Олаф резко вывернул руль, объезжая неожиданно возникшую на пути колдобину. – Ави и Шивон решили вопрос с этими амишами, кажется, удастся их выручить. Так что вернём ребятишкам родителей и тронемся в сторону Бостона.

– Будем штурмовать эту богадельню?

– Проще. Просто выкупим их. Шивон выяснила, что врач, который их обрабатывает, пользуется Джобси, ну этим онлайн помощником. Очень недальновидно. В общем, Шивон поковырялась в его профайле, точнее в его изнанке – у него есть давняя тайная страсть. Игра. Он постоянно проигрывает, а потому вечно ищет, где бы подзаработать. Так что наша задача предельно упростилась: передать средства и забрать Винтерверпов.

* * *

– …Все наши народы соборно и есть новозаветный Израиль, то самое чаемое Беловодское царство, но не в мирском, осязаемом измерении, а в духовном, теперь усёк?

Два бородача – помоложе и постарше – устроились у глухой стены амбара, расположившись так, что заметить их было трудновато, а вот вся подъездная дорога к ферме Винтерверпов была у них, как на ладони. Неторопливую беседу они вели в полголоса, глазами же въедливо обшаривали выделенный им сектор периметра.

– Да что мне этот Израиль новозаветный, дядя Мартемьян, я – казак вольный. – Остриженный в скобку крепкий русый малый с обветренным деревенским лицом сидел в плетённом садовом кресле с пулемётом «Миними» на коленях.

– Вольный – это живущий по правде, по воле Божьей. А ты, Колюнок, живёшь по своему хотению, старших не слушаешь, получается, ты, неслух, не вольный, а самохотный, разницу-то хоть чуешь?

– А как это по правде, поровну что ль? – Николай прищурился. – Когда всех богатеньких невпроворот одной гребёнкой расчесать? – Он похлопал по прикладу, оружие едва слышно звякнуло креплениями ремня.

– Не греми в секрете, ирод! – шикнул Мартемьян и отвесил затрещину молодому товарищу. Тот потёр затылок, скорчив гримасу, но промолчал. – Это тебе ещё за срамословие твоё. Я про глубинную Божью Правду толкую, да не с малой, а с большой литеры, ту, что на Беловодье царит. А ты мне про что? Про уравниловку? Хватит, ещё деды наши наелись! Теперь мы с ней тут, на Американщине, бьёмся…

На пару минут повисло молчание, которое прерывали лишь невидимые глазу цикады. Наконец, Николай не выдержал и с пляшущей в голосе хитрецой спросил:

– А вот скажи, дядя Мартемьян, а Дарвина в нашей школе почему не проходят?

– Кто таков? А-а… Это который про мартышек глупости всякие сочинял? Помню, помню, наставник в проповеди часто рассказывал. Я тебе так скажу, у нас на всю станицу два циферных вычислителя и это уже на два больше, чем нужно. – Густо сплюнул. – А ты говоришь: Дарвин. На кой ляд он нам? Да ещё с дьяволовой сетью, таких дураков, вроде тебя, улавливать… Око бесовское! Понахватался ты, Коля, тут дури заморской, прямо липнет она к тебе, как муха к мёду!

– Да, да, а Земля наша плоская, как блюдце. На трёх китах стоит, – пробурчал молодой бородач себе под нос.

– Хочешь со старшими поспорить? – Мартемьян краем глаза зыркнул на собеседника, а тот быстро спрятав глаза, пробормотал:

– Да нет, не хочу…

– Вот и не ёрзай! Оглянись вокруг, до чего их тут умствования довели. Тоже разгорячение умов с малого начиналось, а потом, как ком. Потому умнее дедовских заветов держаться, так, глядишь, и до Страшного суда дотянем – продержимся. А что касаемо Земли – мне без разницы, блюдце она или хоть внутри полого шара грешные мы обретаемся, просто старых книг надо крепче держаться, там на этот счёт всё точно сказано. – Он провёл рукой по рыжей бороде и продолжил, – а вот про мартышек тут я и сам не согласен. Байка эта вредная есть пакость, мерзость и глупость. Человек Господом сотворён по своему образу и подобию, и кто с этим спорить возьмётся, тот мне первым неприятелем будет.