Малахитовый бегемот. Фантастические повести (сборник) - Алексей Константинович Смирнов

все ссылались на вопросы, достававшие Достоевского: вот как это так: при полном благополучии, в миру и согласии взять да и зарубить спящего старика топором? У меня таких вопросов никогда не было.

...И в этом ответ, отчего человеку паршиво.

3

Маат замолчал. Он должен был постареть после такого повествования, да он, напротив, помолодел, и гайка Менты Пипериты медленно покачивалась перед его остановившимся взором.

А Мента, в отличие от него, состарилась лет на двадцать, и теперь в горнице, заплеванной шелухой от ночного подсолнуха, друг против друга сидели два существа: чухонского вида старик в валенках и вполне себе крепкий, а еще безобразная мелочь, недомалеванное недоразумение, с дипломами и сертификатами, которые все остались в гостиничном номере. Только гайка и свет, что излучали ее глаза.

Прохладный свет, не подающий надежды.

- Я никогда и никому не обещаю ничего, - предупредила Мента. - Я понятия не имею, смогу ли тебе помочь.

- А мне не нужно помогать, - хрипло отозвался Маат. - Это тебе нужна помощь.

- Такая? - Пиперита кивнула на чан.

- Это заключительный этап. Нет, он может и не понадобиться - даже странно. Я кое-что покажу тебе...

- Но счетные палочки ты мне разложишь? Я знаю, у тебя есть что-то такое простенькое. Может быть, кубики или какие-нибудь четки... нет, горошины разбегутся.

Маат почесал в затылке.

- Оно тебе нужно? Тогда верни мне гайку. С твоим Плетнем придется ох как непросто...

- Прости, не верну. Ты завладеешь моим пистолетом...

Огромный тесак просвистел мимо уха карлицы, едва не срезав его, и вонзился в бревенчатую стену. Она не успела нажать на спуск.

- Если мне понадобится, я и так тебя убью, без гайки. Но раз уж в утробе не вышло - попробуем пожить еще чуток. Мы же одни на свете, как персты... как два пальца... - его потянуло добавить устоявшийся оборот, но Маат нашел его неуместным.

Он полез в карман куртки, высыпал палочки.

- Это я буду с ними работать, - напомнила Мента. - Ты уже наигрался.

- Работай, - равнодушно согласился Маат. - Ты ментуру не вызвала?

- Нет.

- Молодец. Нынче у них страда... депеши, депеши... сотни депеш, уведомлений, электрических писем. Десять тысяч курьеров. Все приходит в движение.

- Ты начитан.

- Поверхностно. Мне часто не спится, и я отправляюсь в нужник. Библиотека там... Ты не поверишь, как много я прочитал в нужнике.

- Поверю.

Мента Пиперита, мигом понявшая простенький гипнотический метод брата, сортировала палочки: цветные - с одной стороны, серые и черные - с другой.

- Ты аналитик, небось, - заметил Маат. - Сечешь на ходу. Психолог, терапевт?

- Всего понемногу. Я прежде всего твоя сестра, потом - уродина не без твоей, как мне чудится, помощи, Потом уже терапевт, многопрофильный...

- Ага, многопрофильный... В хозяйстве все пригодится. Двустволка.

- Еще я член Тайного Географического Общества...

- Город ищете?

- Его. Уже не ищем, я нашла.

- Немного же это тебе принесет пользы.

- Все-таки кончишь?

- Как получится. Но не убью, не упрощу. Ты проста, как шелуха, что тут разбросана, - он указал рукой.

Мента Пиперита посерела лицом, хотя и сама так думала.

- Тебе так кажется?

- Мне никогда не кажется, потому что тогда придется креститься, а Бог не ждет от меня такой мелочи.

- О, мы заговорили о Боге. Неплохое начало. Ты служишь Ему?

- Ему служат все, и ты в том числе. Я потом объясню. Мы вроде почетной медали с двумя сторонами. Не мнится ли тебе, что ты сложна и нуждаешься в моем упрощении?

- Мнится. Я сложна. В упрощении не нуждаюсь. Благо еще и проста.

- А зря. Правда, по-настоящему прост я, как сложен Иуда... А ты - так, чепуха. Любопытная бестолочь. Внутри ты и вправду пуста, как всякая баба.

- Мне казалось иначе. У меня есть дипломы международного класса...

- Подотрись ими. Или мне отдай, в библиотеку, я подотрусь, но сперва почитаю. Мне нравятся разные буковки... смять будет можно?

- Значит, ты сложен, как Иуда? А чем же он сложен?

- Это он настоящий Спаситель. Это он пострадал и страдает больше других, это он удавился, это его проклинают на каждом углу. Да и Христа покинуть легче, чем Иуду. Сильное не так жалко. Что эти людишки знают об Истине-Иуде? Иуда - в самом сердце материи, которую похвалил Бог... Но оба они - производные. Христос - второй. У них есть Небесный Отец. И милость в этом деле опасна, она граничит с равнодушием. Мы оба служим энтропии - Отцу. Это его замысел.

- Это твой параноидный бред, а еще - древнее еретическое воззрение. Ты повторяешь его, как попугай.

- Древнее не значит - ошибочное. А попугай умеет сказать много дельного, главное - лаконичного. Если его научит подобающая жизнь.

Мента позабыла о пистолете и машинально положила его на стол. Маат взирал на пистолет в полном безучастии.

- "Мы - две руки единого креста", - процитировал Маат. Так ли он сер? И не читал ли, в самом деле, Пруста? Семь томов в сортире... да самый главный - седьмой... - "Мы - два грозой зажженные ствола".

- Откуда это? - Мента была вынуждена спросить.

- Вячеслав Иванов. Блок. Ты и в самом деле серая мышь в дырявом синем чулке. Насквозь проеденном молью.. Забудь, сестрица, тебе это ни к чему. Тебя с чего-то заинтересовало лицо, которому ты служишь - вот и спрашивай.

- Это папа тебя научил?

- Кто же еще? На стадии сперматозоида...

- Но ты ведь убил его?

- Убил. Известкой присыпал. Давай дальше, только формулируй попроще.

Мента усмехнулась:

- Образования не хватит?

Маат нахмурился.

- Вам ваша выдуманная правда после отпрыгается в кармических бородавках ваших детей.. Какой, на хер, тренинг умений! Тренинг сранья и ссанья. Послюнить да приклеить отставшее, ибо наше есть Царствие Небесное. У нас главное умение - внакладе не остаться. Умеем будь здоров. Писихологи-коитологи, коитус субмандибулярис... Ты о Создателе думай.

Маат расколошматил полное крови, куриное яйцо и выпил, закатив к потолку выпученные глаза.

Мента молчала.

- Бог? - взвился Маат, не будучи спрошен. - Ты про Бога ждешь? Бог - строгий папа, следит за ребенком. Ребенок растет, папа сердится все реже, но все больше по делу, Ему одному понятному. Потом помирает. Человек стареет, обретает мудрость, равнозначную смерти. В смерти