Долгожитель - Татьяна Филатова

о тебе, живя в Москве. Но здесь я нахожусь не только, как представитель внутренних органов, здесь я – как тот, кто должен сделать все необходимое, чтобы тайна нашего образа жизни и дальше была сокрыта. Видишь ли… Ты такой не один на белом свете. И если твои, назовем их: «увлечения», заметил я, то скоро их заметят и другие. Но для тебя при любом раскладе итог будет один.

– И какой же?

Андрей улыбнулся.

– Ты ничего не докажешь.

– И не собираюсь, – сказал Нуждин. – Арестуй я тебя – и тебя расстреляют. А на утро ты очнешься в морге и пойдешь дальше жрать людей. Начнешь, пожалуй, с ночного дежурного врача в морге. Я не могу этого допустить. Соответственно, мне неинтересно тебя арестовывать. А вот голову тебе с плеч снести …

– Ты мне ничего не сделаешь, – сказал тот.

– Сейчас, разумеется, не сделаю, – согласился Нуждин. – Во-первых, мы находимся в людном месте, а во-вторых – ты меня почувствуешь заранее так же, как и я тебя.

– И значит я был прав: ты для меня не опасен.

– Скажи мне, тебя мама в детстве била? Или это был отец? Или же ты рос без отца, а мать приводила в дом своих друзей-собутыльников, которые тебя унижали? Готов поспорить, что мамаша смеялась над тобой вместе с ними. А затем ты шел в школу, и там с тебя тоже смеялись. И ты ненавидел их всех. Ненавидел так сильно, что хотел даже убить. Возможно, кого-то даже пытался. Быть может, тренировался на кошках или собаках.

– Я люблю животных! – резко возразил мужчина.

– Забавно, – с улыбкой задумался Нуждин, – все мои предыдущие предположения ты не отбросил. Значит, я был весьма близок к истине… И как же мне с тобой поступить? Сдать тебя властям и получить за тебя новую звезду на погонах? Вот только какой в этом смысл, если на утро после смертной казни ты будешь жив и здоров. Пожизненное? За какие такие заслуги государство должно кормить тебя веками, а?

– Кто ты такой?

– Я тот, кто тебя остановит.

– Держи карман шире! Я знаю, как тебя можно убить.

Нуждин улыбнулся.

– Знаешь, однажды я буду признателен тому, кто это со мной сделает, – сказал он, – но не тебе и не сейчас. Я делаю благое дело для нашей страны: избавляю ее от вредителей. Наш дар, – Андрей замялся, – наш дар – это нечто священное, что не должно попадать в руки маньяков, вроде тебя. Ты – психопат. И это не оскорбление, нет. Это диагноз. Ты убиваешь людей, коллекционируя их страдания. Тот факт, что с обретением этой силы, ты стал убивать чаще, говорит о потере контроля. Ты вошел во вкус. Итак, ты – бессмертен. Скольких людей за бессмертную жизнь ты можешь убить просто так, жестоко, ради забавы? Ты мог использовать свой дар во благо, но ты же…

– Они – ничтожество! – горделиво ответил человек, стоящий перед Андреем Ильичом. – Они растрачивают свою жизнь на гнусные дела, они – пустое место, мусор.

– А разве ты – нет?

– Да кто ты такой, чтобы со мной так разговаривать? – он перешел на крик.

– Да, прости, ты уже не первый раз спрашиваешь, кто я, а я так и не представился. Меня зовут Борислав. Родился я в семнадцатом году. Только на дворе век тогда стоял не двадцатый, а тринадцатый. И уж поверь мне, я достаточно повидал, чтобы не бояться таких, как ты. Не бояться и презирать, – он поднял взгляд вверх.

– Приходи вечером в лес, – сказал тот, на которого Нуждин смотрел так, как смотрел когда-то на Владимира, похитившего мальчишку, на Елену Ржевскую, посягавшую на свободу действий небезызвестного ей уважаемого человека, на Егора, развратившего свой особый дар и опустившегося до уровня уличных бандитов, на сумасшедшую Анну, поедающую чужих детей и желающую заполнить свое разбитое материнское сердце их сердцами. Это был его взгляд. Взгляд охотника. И только что охотнику бросила вызов обезумевшая, бешеная лисица с пеной у рта.

– Туда, – спокойно сказал Нуждин, – где была найдена голова Петрова. Ровно в десять вечера.

С этими словами он, сложив газету подмышку, мило улыбнулся женщине, что сидела на соседней скамейке и имела неосторожность слышать последние несколько фраз этих странных мужчин, встал и пошел прочь.

– Вы уверены, что он придет? – спросил Семен.

– Более чем, Сема, – ответил Андрей Ильич. – Более чем…

Он не стал бы брать сержанта, если бы не необходимость поимки преступника. Это была официальная командировка, и доля самолюбия все же требовала полноценно довести дело до конца и вернуться в Москву с победой.

Семен был предупрежден об опасности, но, на всякий случай, Нуждин сказал ему, что мог ошибиться в выбранном им персонаже на роль того самого клиента. Однако молодой сержант уже успел сделать несколько звонков, и один из работников отдела кадров тракторного завода, проклиная всех и вся, весь вечер копался в делах своих сотрудников, отбирая тех, кто подходил по предоставленному описанию. Все должно было быть обставлено так, что Нуждин еще не знает наверняка, кто именно их маньяк.

– А вот и ты, – раздался голос из темноты. Вспыхнула спичка, затем появился маленький огонек от папиросы.

– Курить вредно, – спокойно, низким голосом ответил Нуждин. Разумеется, он уже заранее чувствовал приближение своего клиента. – Расскажи, ты здесь убил Петрова?

– Петрова, Иванова, Сидорова, – голос в темноте рассмеялся, – я не спрашивал их фамилии. Глотку перерезал – и делов! Стоишь, смотришь, как кровь пульсирует и напитывает собой землю. А потом… Потом начиналось особое представление. Да что мне тебе рассказывать, ты и сам все знаешь.

– Кто тебя обижал в детстве, а, Алексей? Мать или отец?

– Не твое дело! Я, как погляжу, уже и имя мое тебе известно. Но я пришел сюда не для того, чтобы рассказывать тебе о себе и о своем детстве.

Алексей пытался казаться веселым и уверенным в себе, но Нуждин слышал в его голосе страх – самоуверенность сам себе его клиент старался внушить искусственно.

– Ну я ведь все равно все разузнаю, ты же понимаешь. А имя твое было узнать не сложно: одинокий, вероятно, сирота, без жены и детей, ответственный сотрудник, не употребляет спиртного, скорее всего крепкий физически, возможно – занимается культуризмом. В отделе кадров на твоем заводе, хочу заметить, работают настоящие профессионалы своего дела!

– Это ничего не меняет. Ты думаешь, я позволю тебе уйти отсюда?

– Я слишком себя уважаю, чтобы спрашивать у кого-то разрешения касательно моего передвижения, – спокойно продолжил Нуждин, – разве что – у своего непосредственного начальства. Ну так