Опасные видения - Коллектив авторов

говорить тем же низким голосом, но его глаза пылали ненавистью:

– У тебя нет души, а ты обвиняешь меня в кощунстве. Ты – собрание проводов и транзисторов, и ты называешь себя Богом. Богохульство! Только человек может быть Богом!

Робот шевельнулся на троне с лязгом металлических частей и сказал:

– Все это чепуха, пустая трата моего драгоценного времени. Ради чего ты пришел – неистовствовать передо мной?

– Нет, – произнес Каримов. – Я пришел убить тебя.

Наконец-то его рука опустилась в оттопырившийся карман и вытащила спрятанный там предмет: странного вида оружие с коротким стволом; выходивший из рукоятки гибкий шнур исчезал внутри пиджака. Большой палец Каримова лежал на маленькой красной кнопке.

– Двадцать лет я потратил, чтобы спроектировать и собрать это. Для твоего тела мы искали сталь, разрушить которую под силу разве что атомной бомбе, но разве может войти к тебе человек с ядерным оружием за спиной?.. Пришлось ждать до тех пор, пока мне не пришла мысль, как разрезать твою сталь с легкостью ножа, рассекающего слабую человеческую плоть. Вот это оружие – и теперь я могу исправить ошибку, которую я совершил против человеческого рода.

Каримов нажал кнопку. Робот, неподвижный до этого момента, словно не в состоянии поверить, что кто-то на самом деле может желать ему вреда, вдруг вскочил, повернулся вполоборота и остановился, парализованный, так как в металлическом его боку появилась крошечная дырочка. Сталь начала образовывать маленькие капли вокруг отверстия, накалилась докрасна, и капли заструились, как вода – или как кровь.

Каримов крепко держал оружие, хотя оно жгло его пальцы. На лбу выступил пот. Еще полминуты, и повреждение будет непоправимым.

Сзади с хлопаньем отворилась дверь. Каримов выругался, так как его оружие не действовало на человека. До последнего момента он держал его прицельно, затем был схвачен сзади и связан, оружие было сорвано со шнура, брошено на пол и растоптано.

Робот не двигался.

Напряжение двадцати наполненных ненавистью лет вдруг исчезло, и облегчение перекипело в истерический смех, который Каримов старался подавить. Когда он наконец успокоился, то увидел, что его держит младший прислужник, впускающий посетителей в ризницу, а вокруг толпятся другие, незнакомые люди, беззвучно взирающие на своего Бога.

– Посмотрите на него, посмотрите на него! – закричал Каримов. – Ваш идол – не что иное, как робот, а то, что люди сделали, они способны уничтожить. Он притязал на божественность, но не был даже неуязвимым! Я освободил вас! Поймите, я сделал вас свободными!

Но прислужник не обращал на него внимания. Он пристально смотрел на огромную металлическую куклу, нервно облизывая губы, до тех пор, а потом произнес благоговейным голосом:

– Дыра в Боку!

Мечта начала умирать в сердце Каримова. Онемелый, он наблюдал, как другие люди перешагнули через робота и заглянули в отверстие; услышал, как один спросил: «Сколько времени потребуется на исправление?», а другой тотчас ответил: «Полагаю, дня три».

И ему стало ясно, что он сделал. Пятница, весна… Как же до него не дошло, что робот проводил аккуратные параллели между своим собственным существованием и жизнью того Человека, которого он имитировал? Теперь он достиг высшей точки: была смерть и будет воскресение – на третий день.

И власть Слова, сотворившего сталь, никогда не ослабнет.

Служители по очереди сотворили знамение Колесу и удалились; остался только один. Суровый священник сошел по ступеням трона, встал лицом к Каримову и обратился к прислужнику, державшему того мертвой хваткой:

– И все-таки кто он такой?

Прислужник взглянул на безвольную фигуру, сгорбившуюся на стуле от тяжести обрушившихся лет, и его лицо озарилось догадкой:

– Теперь я понял. Он называл себя Каримовым, но его настоящее имя – Искариот.

Послесловие

Даже не знаю, как у меня получился «Иуда», но подозреваю, его корни – в привычке очеловечивать машинерию, что я замечал и в себе, и в других. Раньше у меня была спортивная машина «морган» – сладость, а не транспорт, с заметным и довольно сварливым характером, она досталась мне уже восьмилетней. И я вам клянусь, она ненавидела час пик и горько жаловалась, когда парковалась, если только я в утешение за перегрев и улиточную скорость на нижней передаче не делал крюк по быстрой магистрали, где мог разогнаться где-то миль до пятидесяти.

Надеюсь, наша растущая привычка передавать новеньким блестящим приборам не только рутину, но и принятие решений не приведет к кульминации в виде буквального машинопоклонничества, но если вдруг да – то вот про это рассказ.

«Испытание на разрушение»

Предисловие

Я так часто шутил о том, кто и что такое Кит Лаумер (не в последнюю очередь в многословном и тяжеловесном предисловии к его сборнику от Doubleday, «Девятка Лаумера» – Nine by Laumer), что, если честно, не знаю, что и сказать, чего я еще не говорил. Но…

Лаумер – высокий суровый мужчина довольно приятной внешности, если вам нравятся жестокий рот и мелкие глазки, как у мармозетки. Он написал несколько томов о профессиональном дипломате в галактическом будущем – Ретифе. И не совпадение, что Лаумер сам работал дипломатом в Госдепе США. Но истории о Ретифе – легковесные, а многие читатели не заметили серьезные работы Лаумера (о чем я уныло разглагольствовал в предисловии к тому сборнику). Множество его аллегорий о мире, в котором мы живем, – истории, которые жестко, нередко с тревогой показывают, что мы делаем друг с другом. И его «динахромные» рассказы с неизбежным предостережением о веке компьютеров. И его приключения с погонями в Структурном Обществе, где одинокий человек обречен с самого начала, но все-таки готов рискнуть – потому что он человек. Вот эти вещи – настоящий Лаумер, и очень жалко, что ему так легко продавать книги о Ретифе, ведь это позволяет лениться, рассказывать затянутые шутки, когда ему бы работать с темами посложнее, – как, например, в рассказе, что вы сейчас прочитаете.

Лаумер – человек уникальный. Клубок противоречий, одержимый талант, могучий столп, тот, кто ценит и понимает этику и нравственность чуть ли не на клеточном уровне. Это видно и в его творчестве. Этот писатель отказывается отворачиваться от реальности, даже когда пишет межзвездные фантазии. Есть во Вселенной основы, которые для Лаумера неизменны в любых обстоятельствах. И я не могу с ним не согласиться. Любовь, отвага и решительность – это хорошо; война, лень и лицемерие – плохо. Если бы меня просили назвать самого неподкупного человека из тех, что я встречал, это был бы Лаумер. (Впрочем,