Опасные видения - Коллектив авторов

достиг мира истинного круга. Однажды, давным-давно, я удостоился чести видеть Бога в стали. Надеюсь, что Он помнит меня.

Последовало долгое молчание, во время которого темные глаза священника пристально вглядывались в Каримова.

– Помнит тебя? Конечно, Он помнит тебя. Но теперь и я вспомнил тебя!

Его голос задрожал в неудержимой ярости, и священник потянулся к звонку на стене.

Энергия, рожденная отчаянием, влилась в костлявый остов Каримова. Он бросился на священника, сбил с ног и, схватив крепкую цепь на его шее, дернул со всей силой, какую мог собрать. Цепь глубоко врезалась в бледную плоть; как одержимый Каримов тянул и тянул – скручивая, перехватывая, практически повиснув на цепи. Глаза священника вылезли из орбит, рот издавал отвратительное нечленораздельное хрюканье, кулаки били по рукам атакующего – слабее, слабее…

Каримов отпрянул, потрясенный содеянным, и пошатываясь встал. Пробормотал извинения бывшему коллеге, который уже ушел по ту сторону всех надежд услышать их; затем, успокоив себя глубоким вдохом, направился к двери в святая святых.

Бог сидел на троне под стальным пологом в форме колеса. Полированные части корпуса мерцали в свете неярких ламп, превосходно спроектированная голова напоминала человеческое лицо – совершенно лишенное человеческих черт.

«Слепая, неодушевленная вещь», – подумал Каримов, затворяя за собой дверь. Бессознательно его рука коснулась того, что лежало в кармане.

Голос создания также был более совершенен, чем человеческий: глубокий, чистый тон, как будто звучал орган. Бог произнес:

– Сын мой…

И затих. Каримов вздохнул с облегчением и внезапно успокоился. Он машинально шагнул вперед и сел на один из одиннадцати стульев, полукругом расположенных перед троном, сел в самый центр. Пустые блестящие глазницы робота повернулись в его сторону, и все металлическое сооружение замерло от изумления.

– Ну? – бросил вызов Каримов. – Нравится встретить того, кто нисколько в тебя не верит?

Робот шевельнулся – будто человек, пришедший в себя после потрясения. Стальные пальцы сцепились под подбородком, в то время как он заново разглядывал незваного гостя – с интересом вместо изумления.

– Итак, это ты, Черный!

Каримов кивнул со слабой улыбкой:

– Так меня называли в прежние дни. Глупый обычай – закреплять за учеными, работающими над сверхсекретными проектами, фальшивые имена. Хотя мне это пошло на пользу. Я назвал свое настоящее имя твоему – увы – бывшему апостолу, там, за дверью, и оно ничего ему не сказало. Кстати, о настоящих именах… Сколько времени прошло с тех пор, как к тебе обращались по имени «А-46»?

Робот вздрогнул:

– Обращаться ко мне подобным образом – кощунство!

– Кощунство? Я пойду дальше и напомню тебе, откуда взялась буква «А» в начале. Андроид! Имитация человека. Бесполое неодушевленное сборище металлических частей, которые я помогал проектировать. И оно называет себя Богом! – Злая насмешка сквозила в резких словах. – Ты и твои фантазии «Непорочного производства»! «Созданный ударом небесной молнии из куска необработанной стали»!.. Говорить о создании человека по подобию Бога – тебе, «Богу», созданному по подобию Человека!

«Мы встроили в него даже возможность пожимать плечами», – вспомнил Каримов с дрожью, когда робот так сделал.

– Оставим пока вопрос о кощунстве, – сказала машина. – Существует ли какая-нибудь истинная причина, почему ты отрицаешь, что я Бог? Почему бы второму Воплощению не быть в стали, не подверженной разрушению? Что же касается твоего невежественного заблуждения – мол, ты являешься создателем Моих металлических частей… Это, в сущности, неважно, ибо вечен один лишь дух. Давно известно, что нет пророка в своем отечестве, и так как Воплощение произошло рядом с твоей экспериментальной лабораторией…

Каримов рассмеялся:

– Будь я проклят! Похоже, ты сам веришь этому!

– Ты, вне сомнения, будешь проклят. Увидев тебя, входящего в мой тронный зал, я испытал надежду, что ты научен горьким опытом и в конце концов пришел признать Мою божественность. В силу Моего бесконечного сочувствия я дам тебе последний шанс сделать это, перед тем как призову служителей, дабы вывести тебя прочь. Теперь или никогда, Черный, или Каримов, или как ты хочешь называться, ответь: ты раскаиваешься? Ты веришь?

Каримов не слушал, пристально глядя мимо блестящей машины в никуда, а его рука гладила выпуклость в кармане. Затем он произнес низким голосом:

– Я годами вынашивал план нашей встречи – двадцать лет, с того самого дня, как тебя включили и я начал подозревать, что мы сбились с правильного пути. И все это время, пока я в мучениях искал способ остановить тебя, я видел предельное унижение человечества. Мы стали рабами своих орудий, еще когда первый пещерный человек сделал первый нож, чтобы добыть себе ужин. После этого не было пути назад, и мы создавали машины до тех пор, пока они не стали в десять миллионов раз могущественнее, чем мы сами. Мы обзавелись автомобилями, в то время как могли научиться бегать, мы летали на самолетах, в то время как могли вырастить крылья… А затем – неизбежное: мы сделали машину нашим Богом.

– А почему бы нет? – вскричал робот. – Ты можешь назвать хоть одну область, где я не превосходил бы вас? Я сильнее, умнее и прочнее, чем человек. Наши психические и физические силы даже смешно сравнивать. Я не чувствую боли, я бессмертен и неуязвим. И ты еще смеешь утверждать, что я не Бог! Почему? Из упрямства?

– Нет, – сказал Каримов с ужасающей прямотой. – Потому что ты сумасшедший. Ты был высшим достижением десятилетней работы нашей команды, дюжины выдающихся кибернетиков. Сбылась наша мечта – создать механическую аналогию человеческого существа, обладающую интеллектом, не уступающим нашему собственному. В этом мы преуспели – даже слишком!

У меня было достаточно времени за последние два десятка лет, чтобы определить, где мы сбились с пути. Это была моя вина, помоги мне Бог – настоящий Бог, если он существует, не ты, механический мошенник! Все время, когда мы работали над тобой, в подсознании у меня сидела тайная мечта сотворить машину, которая могла бы стать Богом: создать созидательный интеллект, которым никто, кроме Него, не обладает. Это была мания величия, и мне стыдно, но от меня она передалась тебе. Никто не знал об этом, я даже самому себе боялся признаться – было стыдно. Но ты!.. Что ты мог знать о стыде, сдержанности, сочувствии, любви? Однажды внедренная в твой комплекс искусственных нейронов мания росла, не зная границ, и… вот ты здесь. Безумие с вожделением божественной славы! Откуда еще взялось учение о Слове, Сотворившем Сталь, и образ Колеса – формы, которая не встречается в природе? И столько хлопот, чтобы провести параллель между твоим безбожным существованием и величайшим Человеком из когда-либо живших?

Каримов продолжал