Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Бельский, насмешливо кривя губы, последовал за планетологом. Он оказался в обширной, куполовидной каверне, а когда окинул взглядом наклонные стены, подсвеченные фонарем, то перестал дышать.

Каменные своды были усыпаны огромными кристаллами — то бесцветными и прозрачными, как стекло, то ярко-красными или насыщенного синего цвета, темно-зелеными и желто-золотыми, фиолетовыми, розовыми… Глаза уставали от радужных высверков!

— Господи! — хрипло вытолкнул Бельский. — «Сезам, откройся!»

— Открылся! — воинственно воскликнул Шура. — Пироклаз… Бадделеит… Хризоберилл… Шпинель… Рутил… Да ты только посмотри, какие тут сапфиры! С грецкий орех! О-о! А вот — с куриное яйцо! С ума сойти… А вон там вообще с кулак! Ух, ты! Хотя… Не, чистота — так себе… Но, всё равно! Рай минералогов! Понимаешь, чем ниже сила тяжести, тем меньше реакция опоры и тем медленнее конвекционные потоки в жидкостях! Вон, на «Салюте-8» выращивают монокристаллы теллурида германия, так они в десять раз крупнее, чем на Земле, и никаких дефектов кристаллической решетки! О, ч-черт… А контейнера-то я не взял, раззява!

— Мешок подойдет? — невозмутимо сказал Пётр, доставая пару пакетов из прочнейшего силикета.

— Спа-а-аситель! — проблеял осчастливленный Бирский. — На! Один тебе, один мне! Набивай самыми красивыми!

— И как ты только их всех упомнил? — прокряхтел Бельский, отковыривая драгоценные каменья.

— Минералы-то? Хо-хо! Я ж Горный кончал, а нам минералогию читал сам Григорьев… Во, гляди, шпинель какая! На Земле каждый такой образец стоил бы миллионы… Если бы не доставка!

— Да уж! — фыркнул Пётр. — Цена за карат, помноженная на пару астрономических единиц!

— Во-во…

Нагруженные сокровищами, они легко поднялись из мрачных недр. На поверхности, правда, их тоже поджидала полная тьма — Цереру накрыла местная краткая ночь. Зато звезд высыпало…

И отсвечивало желтым пятнышко обманчиво близкого Юпитера.

— Явились, не запылились… — толкнулось в наушниках ворчание Станкявичюса. — Все на борт!

Тот же день, позже

Пояс астероидов, борт ЭМК «Циолковский»

— Какая красота… — шептала Шарлотта, перебирая сверкающую груду драгов и полудрагов. — И ведь всё — настоящее!

— Самое, что ни на есть, — подтвердил Бирский. — А на Земле, сколько ни ройся, камешков такого размера не сыщешь. Условия не те! Иттрогранат, вон, или фианит вообще только в лаборатории «водятся», а тут их… Хоть лопатой греби!

Сверкающие кристаллы лежали на столе в салоне корабля, а не плавали в воздухе — пятый час подряд ЭМК набирал скорость, двигаясь по возвратной траектории.

— Стоп, товарищи! — повысил голос Почтарь. — У нас же по графику съемка! Ну-ка, товарищ оператор… Камера! Мотор!

— О, и Шарлотту снимем! — обрадовался Шурик.

— Да ты что⁈ — испугалась мисс Блэквуд. — Я же непричесанная, не накрашенная…

— Нормальная ты! — отрезал Павел. — Живо на первый план!

Любопытный глаз объектива сфокусировался на женщине, и та, вздохнув, кокетливо улыбнулась.

— Питер! — отрывисто позвал Бирский. — Ты у нас самый киногеничный… Названия помнишь? Смотри, не перепутай! На счет «три» включаю звукозапись. Раз… Два… Три!

Бельский усмехнулся, глянув на камеру, и заговорил бархатистым голосом:

— По давней традиции, самым крупным и красивым самоцветам давали имена… Вот эту шпинель, — он поднес к объективу блестящий ярко-красный октаэдр, держа его двумя пальцами, — мы назвали «Шарлотта». А вот этому синему сапфиру дали имя «Анна Почтарь»…

— А потом мы вспомнили еще трех прекрасных женщин, — с воодушевлением подключился Строгов, — которые больше всех ратовали за наш полет, которые убедили сомневающихся и не дали отодвинуть экспедицию на месяцы и годы! Это бессменные ведущие передачи «Звезда КЭЦ»!

Бельский улыбнулся, глядя в сияющие глаза Шарли, и повертел в пальцах роскошный, налитый темной краснотой рубин, хоть и не граненый:

— Этот «червлёный яхонт», как говорили в старину, получил имя «Инна Дворская». А вот минерал фианит, который на Земле не встречается в природе, но на Церере мы его добыли — и назвали «Маргарита Гарина»! И третий «именной» кристалл… — он продемонстрировал ярко-синий иттрогранат почти идеальной формы — ромбододекаэдр размером с грецкий орех. — Ивернит! Знаменитый преподаватель Горного института Дмитрий Павлович Григорьев так назвал минерал в честь геолога Максимилиана Ивернева, дедушки Натальи Иверневой!

Оставив в покое камеру на треноге, Бирский скорчил Шарлотте страшную гримасу, донося то ли просьбу, то ли приказ — сыграть «учителку», в манере Кристы Маколифф. Женщина понятливо улыбнулась, и повела рукой в сторону довольно большого иллюминатора, заделанного целой стеклянной плитой:

— Наш корабль разгоняется в Поясе астероидов. Обычно художники в детских энциклопедиях изображают эти места, как настоящий поток глыб и каменных гор, несущихся в пространстве. Но это не так! Советские зонды «Тест-3» и «Радиант» полгода летели в плоскости Пояса астероидов, пока не высадились на Палладе и Весте, а других тел их чуткие локаторы не заметили в окружающей пустоте… Но красавицу Цереру язык не поворачивается астероидом называть — ведь это шар поперечником чуть ли не в тысячу километров, вобравший в себя третью часть массы всего Пояса астероидов! Право, если Фаэтон на самом деле существовал, то вряд ли он был больше нашей Луны…

Бельский тихонько присел на стул, приделанный к полу, и продолжил любоваться Шарли. Его душевный барометр показывал «Ясно», а уж как измерить счастье, конструкторы приборов не ведали.

Вон, на женском пальце поблескивает колечко… Питер растянул губы в умилении. Шарлотта строго сказала ему, что они пока только обручены, что ей надо будет сначала получить гражданство СССР — это пункт первый ее плана. Чуть позже они распишутся в ЗАГСе Звездного городка и сыграют свадьбу. Это пункт второй…

Его робкое предложение — сначала получить «Свидетельство о браке», а уже потом «Вид на жительство» — любимая ласково отвергла. «Я беременна, — сказала она, — и должна думать о будущем нашего ребенка…»

Пётр долго таскал на руках свою ненаглядную — по всем отсекам и палубам, пока не затащил в каюту. Но раздевать не стал — мало ли… Пришлось невесте самой скидывать с себя всё лишнее, и уговаривать жениха…

Бельский вздохнул. До Земли еще далеко…

Вечер того же дня

Земля, Ленинград

Дмитрий Павлович Григорьев уже больше месяца не покидал квартиру — сдавал организм. «Сколько же можно!» — кряхтел Дэ Пэ.

И то правда… В ноябре ему стукнет сто два года, а он-то, помнится, и до восьмидесяти не мечтал дотянуть! Дотянул…

Профессором Григорьев остался, но это всего лишь звание, а вот преподавать, вещать с кафедры, пересаживать в чистые, девственные мозги ростки собственного разумения… О, это пора давно пройденная. Куда ему лекции читать! Лет десять назад он еще водил экскурсии, показывал богатые минералогические коллекции Эрмитажа, а теперь — всё. И эту позицию оставил, сдал противнику, отступил… Нынче его квартира — последняя линия обороны.

Хорошо, хоть доставка работает… Позвонишь, переведешь денежку, а полчаса спустя — звонок в дверь. «Булка — одна штука, сосиски — полкило, чай цейлонский — одна пачка, сахар — полкило, масло сливочное — триста грамм…» Получите и распишитесь!

До дверей он еще дошаркает…

Весь мир, весь огромный город нынче сузился до профессорской «двушки». Раньше хоть в магазин спускался, по парку гулял, и — вот. Видать, подходит срок…

Григорьев осторожно присел в любимое кресло. По идее, эту развалину давно выбросить пора, на свалку увезти, да всё откладываешь, откладываешь… Привык он к этому седалищу. Сроднился с ним.

«Подходит срок…» — Дэ Пэ криво усмехнулся. Да уж, куда там… Вышел он давно, срок этот. Конец уж близок. Не маячит вдалеке, а рядом совсем. Холодит…