Идущие на смерть приветствуют тебя! - Алим Онербекович Тыналин

Я схватил ее в охапку и вырвал из толпы похотливых и возбужденных мужчин. Повозка с фаллосом как раз проехала рядом и я закинул женщину туда. Затем забрался сам. Глаза у Вирсании были мечтательно закрыты.

Рядом в повозке две пары занимались любовью, еще две голые девушки сидели на фаллосе, лицом друг к другу и страстно целовались. Подумать только, это происходило в центре города, посреди белого дня!

— Иди ко мне, мой мальчик, — простонала Вирсания и потянула меня к себе, схватив за край плаща. Затем резко стащила его с меня и нырнула под мою шелковую тунику.

— Император! — изумленно прошептали в толпе, узнав меня по роскошной пурпурной тунике. — Это же император! Император на фасцинуме! Смотрите, люди!

Раздались приветственные крики, вполне себе радостные. Видимо, люди обрадовались, когда увидели, что я посетил их праздник. Крики раздавались все громче, пока не переросли в мощный рокот, похожий на грохот моря.

Мне пришлось выпрямиться и помахать рукой. Это было непросто, потому что Вирсания к тому времени уже схватила мой член ртом и весьма активно обрабатывала его языком. Застонав от наслаждения, я неловко покачнулся и шелковая туника слетела с меня полностью, оставив обнаженным перед толпой. Конечно же, люди увидели Вирсанию и закричали еще громче, приветствуя мой дар богам свободы.

Повозка продолжала ехать к воротам, а я оперся на гигантский фаллос задом и уселся поудобнее, а голова Вирсании двигалась у меня между ног. Солнце било мне в глаза и я щурился под его яркими лучами.

Так мы и ехали, а толпа кричала:

— Да здравствует император! Да здравствуют Либер и Либера! Да славятся боги во веки веков!

Когда мы подъехали к воротам, толпа медленно потекла наружу, а я кончил и Вирсания тут же полезла к другой девушке и со смехом уронила ее в сено. Они начали бороться и барахтаться там, а я закрыл глаза, остывал после освежающих оральных ласк и грелся на солнце. Мне не хотелось двигаться, а просто ехать вот также, все дальше и дальше, будто плывя в невесомости.

Мы выехали из города и огромная толпа направилась к юго-западу. Там вдали, где мы только недавно проезжали с Родериком и Вирсанией на конях, когда бежали из «Приюта Амура», уже оказывается успели воздвигнуть огромный алтарь из камней и виноградных лоз, а у подножия поставили много кувшинов с вином.

Я видел, что мы направляемся прямо туда и продолжал сидеть на фаллосе, а Вирсания с незнакомой девушкой хихикали и шуршали сзади травой и сеном.

Ехали мы медленно, толпа то и дело отвлекалась на то, чтобы остановиться и отдохнуть, но вместо отсеявшихся людей тут же появлялись новые. Я заметил, что стало больше женщин и девушек, большинство из которых были обнаженными.

Несколько пьяных мужчин тоже забрались в повозку и стащили девушек с фаллоса в толпу. Вирсания тоже чуть было не ушла с ними, но я оставил ее с собой. Сдается мне, что еще до наступления темноты Вирсания все-таки уйдет с кем-нибудь из праздношатающихся горожан.

Все вокруг были пьяные, вино лилось рекой, и в толпе распевали похабные песни. Впрочем, после той вакханалии, что происходила вокруг, можно было не опасаться, что людей смутят непристойные стихи или частушки. Вокруг творились вещи и посильнее. Я и не думал, что римляне способны на такие непристойности среди бела дня.

Вскоре мы добрались до алтаря и толпа остановилась вокруг него. К повозке подошли женщины, тоже обнаженные, целая процессия. В волосы у них были вплетены яркие разноцветные ленты, в руках они держали венки из полевых цветов и виноградных листьев.

Я засмотрелся на их прекрасные тела и даже захотел одну из них, красивую черноволосую девушку с большими черными глазами. Сам я тоже остался голым и продолжал сидеть у фаллоса.

Черноволосая девушка и другие женщины протянули мне венки. Я не знал, что мне делать и недоуменно посмотрел на Вирсанию.

— Ну, что же ты? — спросила она. — Бери венки и надевай на фасцинум. Матроны оказывают тебе великую честь.

Я послушался и поочередно нацепил на фаллос венки, стараясь, чтобы они не свалились от ветра. Затем выпрямился и поглядел на толпу. Люди продолжали кричать:

— Славьтесь Либер и Либера! Пусть урожай будет плодородным! Здоровья тебе, Ромул!

А потом толпа начала раскачивать повозку и нам с Вирсанией пришлось выпрыгнуть из нее, чтобы не свалиться под ноги людям. Едва мы и другие пассажиры сделали это, как повозка раскололась и фаллос упал на землю. Люди радостно подхватили его и потащили к алтарю.

А затем началась вакханалия.

Глава 4. Жертва свободной любви и разнузданной похоти

Толпа народа вокруг пела непристойные частушки. Подножие алтаря было заставлено либами и кувшинами с вином.

Люди потащили фаллос к алтарю и положили рядом, Я тоже тащил фасцинум вместе со всеми, держась за трещинки. Затем девушки и матроны начали украшать фаллос новыми венками из полевых цветов и гибких виноградных лоз.

— Ох, Ромул, ты зачем оставил меня? — простонала Вирсания, а затем добавила: — Давай, мой милый, делай это, получи либу.

Оглянувшись, я увидел, что молодая женщина лежит возле перевернутой повозки, а рядом с ней опустились двое мужчин, причем один уже залез ей между ног, а второй целовал в губы. Еще несколько схватились за руки и устроили вокруг них хоровод, брызгая вином и распевая песни.

Я не долго сожалел о том, что Вирсания забыла обо мне, так как обнаружил возле алтаря множество женщин и девушек. Некоторые из них были обнаженными, другие одеты в полупрозрачные туники. Как-то так получилось, что рядом со мной оказалась та самая черноволосая девушка с огромными темными глазами.

Она была как раз одета в легкую тунику и поощряюще улыбнулась мне.

— Да здравствует любовь! — закричал я и схватил кувшин вина с подножия алтаря, затем поднял его и отсалютовал каменному изваянию бога Либера, стоявшего с венком на голове, с чашей в руке и сопровождаемого низкорослыми каменными фавнами. В другой руке бог держал толстый посох, навершие которого подозрительно напоминало головку члена.

Дальше, на другой стороне алтаря стояла статуя богини Либеры, с остроконечным венком на голове, поразительно похожая на статую свободы в гавани Нью-Йорка, только, гораздо меньше и в одной руке она держала свитки