Кондитер Ивана Грозного - Павел Смолин

Православной ветви Христианства. – Мучали его, тайны выпытывали, да не вышло у лиходеев папских ничего. Отец сказал им лишь то, что хотел, уже на пороге смерти: мол, Вера Истинная лишь на Руси Святой осталась, и для укрепления в ней пошлет Господь русичам холода суровые, на многие годы вперед.

Средневековый климатический оптимум кончился, впереди Малый ледниковый период, но как это объяснишь, а главное – докажешь жителям средневековой Руси? Пророчество убиенного Далмата, порожденное в мучениях, гораздо удобнее: оно носителям мистического мышления понятно, достаточно грозно звучит, передано достаточно высокородным человеком в достаточно высокопоставленные уши, а значит вполне может дойти и до Царя, усилив его и без того великие и нескончаемые тревоги. Он же тут самим Господом поставленный начальник, а значит пусть за всех и отдувается.

Еще одна пауза, но Данила давить взглядом не пытается – напротив, как-то жалобно смотрит на демонстрирующего чудеса выдержки игумена. А ведь с ним «легенда» не согласовывалась, и он все это слышит впервые. Или не верит? Не может не верить – слишком много он обо мне знает, и человек я в его глазах не иначе как Богом поцелованный.

- Род Палеологов – плоть от плоти самой Веры Христианской, - задумчиво протянул Алексей. – И коль осталась благодать на одной лишь Руси Святой, кому как не Палеологу предостережение об испытании тяжком нести? Не из ненависти Господь испытания шлет, а из любви великой. Предупреждение сие призвано помочь нам достойно подготовиться и преодолеть испытание Его, не с гордынею, но со смирением и радостью от усердного труда в сердцах и молитвах. Гелий Давлатович, дозволишь ли тайною сей с Его Высокопреосвещенством поделиться? Кому, как не ему об испытании тяжком печься?

- Буду очень благодарен, батюшка Алексей, - благодарно поклонился я. – Спасибо, Данила Романович, - поклонился и гостю. – Что в такую даль приехал и дозволил мне душу облегчить. Тяжко было в себе это носить, но клятву давал строгую.

По лицу Данилы пробежала отражающая лихорадочный мыслительный процесс волна. Поднявшись со стула, он заявил:

- Письмо Государю отправить надобно. Степан, - обратился к слуге. – Неси потребное.

На пергаменте поди писать будет. Немного завидую, но сам намерен пользоваться бумагой – она мне больше нравится.

Глава 25

Бывают в Православии праздники, которые затмевают собою пост, но бывают и такие, которые поста не отменяют, и праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня как раз из таких. Все продукты животного происхождения – и даже рыба! – сегодня под запретом. Тем не менее, за два проведенных в этом времени месяца я привык к системе постов, и от приготовления праздничной трапезы запрет на ряд ингредиентов меня не отвадил.

Я ведь даже и не врал – реально интересно вниманию элитарного едока Данилы свои поделки представить, монахи-то к скудному питанию привыкли, а этот с самим Государем регулярно пирует. В том числе и в очень постные дни навроде сегодняшнего. Неужто хлебом постным с кваском жиденьким в такие праздники Иван Васильевич ближников потчует? Ну… Так-то может на самом деле, чисто крепость Веры и смирение продемонстрировать с кокетливым юродством.

Но, полагаю, редко – это же еще от викингов традиция идет, «Ярл обязан поить и кормить своих воинов». Трапеза в этом ключе не просто «вкусно покушать», а настоящий ритуал, направленный на поддержание легитимности Царя. О странных порою тратах государственного бюджета я еще в прошлой жизни думать отучился из-за полной бесполезности подобных мыслей, но невольно закрадывается в голову вопросик – это в какие деньжищи пиры Государевы обходятся? Ай, не мои деньги, не мои проблемы, пусть себе с Богом сами копеечки распределяют куда считают нужным.

Обычно в праздники гнёт поста снижается, но не в этот. Сегодня положено не отвлекаться на вкусности, а думать о страданиях Спасителя нашего на Кресте и великой его жертве. Сам Крест – не только орудие победы Веры, но и символ страданий. Пост в этой связи – малая жертва и выражение соучастия в страданиях. Ну и старое доброе смирение никто не отменял – под него вообще вся монастырская система заточена.

Празднование началось заранее – вчерашним вечером мы дружно направились в храм на Всенощное Бдение. Данила Романович многочасовую службу отстоял как надо – сказывается привычка и самая настоящая Вера, наличие которой в государственном деятеле такого уровня меня, если честно, поражает. Удержать ее с высоты профессиональной деформации – настоящий подвиг, который здесь никто кроме меня не оценит: все Веруют, без оговорок и исключений, разве может быть иначе?

Главной частью нынешней Всенощной был Чин Воздвижения Креста – в середину храма вынесли украшенный цветами деревянный крест, который одетый в фиолетовые, максимально «парадно-сакральные» одежды медленно, пять раз к ряду, с великой торжественностью поднимал («воздвигал») крест, обратив его под наше хоровое «Господи, помилуй!» (повторяется ровно сотню раз) на все стороны света – на Восток дважды.

На Север – символическая молитва о всей Церкви и мире. Запад – молитва о странах, лежащих во тьме неверия. Католики там, а то и вообще протестанты – о таких только молиться. Юг – молитва о странах, исповедующих Пресвятую Троицу. Восток – молитва о православных странах и их власти. Снова Восток – символ ожидания Второго Пришествия Христова. А батюшка игумен, надо признать, крепок – крест-то тяжеленный.

Всенощная органично перетекла в утреннюю Божественную Литургию с направленными на прославления Креста песнопениями и чтением настоятелем Евангелия. После этого Алексей выдал нам всем известное, но всегда уместное для напоминания поучение, разъяснив духовный смысл Крестных страданий Христа и значение крестоношения для каждого доброго христианина.

В тени… Нет, какая там тень, «в свете» - вот так лучше! – Креста суждено пройти всему сегодняшнему дню: простоявшая всю ночь на ногах с песнопениями и молитвами братия являла похвальное духовное рвение, продолжая распевать «Спаси, Господи, люди твоя…» и «Вознесыйся на Крест волею…» уже в частном и необязательном порядке.

- Ох, благостно! – потянулся Данила, когда мы вышли из храма. – Притомились, батюшка? – участливо спросил настоятеля.

- Не труд сие, но радость великая, - скромно ответил Алексей, и мы направились к «дому», переодеться к трапезе.

- Воистину одухотворяющая служба, - продолжил отвешивать комплименты хозяину «дома» государев человек. – Пребывая в миру, по немощи своей привыкаешь к службе Церковной, и забываешь, что за словом песнопений стоит. На бдении твоем