Господин следователь 9 - Евгений Васильевич Шалашов

в повесть? Мокроступы, с помощью которых местные жители бегают по болоту? Так в них ничего необычного нет. У нас в Карелии такие давно известны, едва ли не с каменного века. Ничего в голову не лезло, а если и лезло, то не для этого произведения.

Так что придумать-то? Разве что, заявление сэра Генри о том, что очень скоро он поставит около замка электростанцию. В подлиннике речь шла об электрических проводах, а мы напишем, что это ветряная (нет, лучше ветровая, чтобы не путать с мельницей).

Значит, сэр Генри очень оживленно разъясняет Ватсону, как ветер начинает вращать крылья мельницы, они вращаются (пардон за повтор), раскручивают ротор генератора.

А дальше ток вырабатывается, куда-то он поступает, потом отправляется по проводам…

Что-то еще дальше бы написать, но знаю только общие сведения, почерпнутые с картинки в учебнике физике, где изображены генератор и турбина. Напишем, что доктору стало скучно и он пропустил мимо ушей половину разъяснений. Тем более, что они уже выпили вместе с наследником бутылку виски (или бренди?), а потом отправились ловить беглого каторжника.

Но повествование идет от первого лица, от имени доктора Ватсона, значит, нужно немного переделать. И коротко все описать, чтобы читателю не наскучило. А специалист сам сообразит, что делать дальше.

— Раз пошли на дело

Я, и Рабинович.

Рабинович выпить захотел.

Отчего ж, не выпить

Бедному еврею,

Если у него других нет дел?

Тьфу ты, лучше дальше не петь. Опять запущу в широкие массы песню, до которой еще лет так… Не знаю, сколько именно, не меньше сорока.

Только «расписался», как принесло Тимофея Манькина — с подбитым глазом, полуоторванным ухом (Ван Гог хренов!) и с дурацким вопросом: что ему будет, если он свою супругу убьет? Мол, допекла она его совсем, сама же и напоила, а с утра избила. Не лучше ли бабу убить, чем такое терпеть?

У меня тут работа стынет, читатель ждет, а он со своей ерундой лезет. Достали эти Манькины. Позорят, понимаете ли, доброе имя.

Хотел ответить — ежели, убьет он Глафиру, сумевшую не так давно порезать двух городовых, отделавшись из-за гуманности нашего правосудия легким испугом, а не реальным сроком, то пристав ему скажет большое-пребольшое спасибо, а я потихонечку спихну это на несчастный случай. Скажем — на нож супруга случайно упала, или сама разбила голову о табурет. Или, еще проще — спишу все на необходимую самооборону. Муж имеет полное право защищать свою жизнь.

Но правду сказать мужику не рискнул. Скажи, так пойдет, да убьет супружницу, а на суде объявит, что следователь научил. Выкручусь, разумеется, но зачем мне лишнее уголовное дело?

Ответил туманно, что сам ничего не решаю и все будет зависеть от обстоятельств смертоубийства. Вот, как убьет он супругу, так пусть приходит с повинной, а суд это учтет при вынесении приговора. И специально для защитника полицейский пристав представит список всех травм и увечий, которые при жизни причинила супруга Тимофею.

Выпроводив Тимофея, помечтал о том, что как было бы замечательно, если бы Манькины сами друг дружку убили. Никакого дела открывать не нужно, одного рапорта хватит, да свидетельств о смерти. Мы бы с полицейскими и на похороны скинулись, и на венок с красивой лентой.

Детей, конечно, жалко, но лучше в приют, чем с такими родителями жить. В приюте хотя бы кормят. Плохо только, что чудес не бывает и Манькины не убьют друг дружку, а проблем еще всем доставят.

Следом за Манькиным явился доктор Федышинский. Небритый, благоухающий многодневным перегаром, в галстуке, но без воротничка и без Судебно-медицинского Акта, а вместо извинений высказал мне претензию — мол, он с первого дня нашего знакомства понял, что я его не люблю, но за что же я его так ненавижу? Кажется, он ничего мне плохого не сделал. Если и подшучивал, так не по злобе, а в силу характера. А вот такую глупую шутку он мне ни за что не простит!

Дескать, он пребывает в некоторой прострации, а тут появляется голая баба, которая от него что-то требует. И нахально так требует!

Понятно, что первая мысль, являющаяся в больную голову, самая примитивная — дескать, допился-таки до белой горячки! Горячку-то он давно ждет, лет тридцать. Вот только непонятно — почему баба, да еще и голая? А ведь с точки зрения науки, мерещится должно нечто знакомое, что представляет опасность. Черти зеленые, о которых говорят, просто образ. Вон, в студенческие времена его сокурснику Юрке крыса примерещилась, которая ему экзамен по латинскому языку устроила. Латынь он ни крысе, ни преподавателю так и не сдал, зато пить зарекся. К штаб-ротмистру Бузине, после третьей бутылки, турки приходили. То прямо из-под стола высунутся, то из шкафа. Он уж в них и стрелял, и саблей рубил, а они все лезут и лезут! Хуже пришлось лекарю Семибратову, к которому по пьяному делу являлась теща. Но такого не должно быть даже теоретически, по той причине, что он холостой!

Вот и сам доктор ожидал, что привидится нечто этакое, ожидаемое. Пусть турки, пусть туркестанцы. Да хоть бы и черти зеленые или покойники. С покойниками, если они приличными людьми были при жизни, всегда договориться можно. А с неприличными и договариваться не стоит.

А тут вот, баба. Он что, голых баб боится? Так он их на прозекторском столе немало перевидал.

Что было дальше, не помнит, очнулся в чулане. В одних подштанниках, замерзший, как последняя сволочь. Еле-еле приполз в избу, кухарка долго чаем с водкой отпаивала. А когда соображать начал, то прислуга объяснила, что баба это была самая натуральная, вполне живая, а то, что голая, так ее следователь Чернавский прислал для обследования ейных титек. Кухарка пыталась объяснить, что доктор болен, но куда там. Скинула баба с себя одежу и пошла напролом. А сама кухарка старенькая, не поняла — надо ли бабе титьки отрезать или доктор их так осмотрит?

Еще сказала, что ее хозяин пытался в окно сигануть, но баба удержала, а он вырвался, а потом спрятался в чулане. А баба обиделась, оделась и ушла. На прощание сказала, что от нее еще никто с такой прытью не убегал.

Теперь у доктора закономерный вопрос — зачем Чернавский присылает к нему голых баб? И для чего следователю понадобились титьки? Что за жестокие шутки над старым человеком?

Пока слушал доктора, чуть сам под стол не упал, а упал бы, то наверняка превратился в глюк для бедного эскулапа.

А потом, когда