Господин следователь 9 - Евгений Васильевич Шалашов

— Игнат Петрович, при чем здесь благородство? — удивился я. — Да я за честь должен считать, что меня в восприемники зовут.

Неожиданно, надо сказать. И что это вдруг? Наталья Никифоровна попросила, чтобы я стал крестным отцом, а теперь и Анькин отец. Откровенно-то говоря, немного и возгордился. В тоже время, это лишние хлопоты. Крестному отцу положено наставлять крестников на путь истинный и все прочее. Как их там наставляют-то? Кто бы мне разъяснил. Хотя… Мой собственный крестный — сослуживец отца, так я его всего один раз в жизни и видел. Какие там наставления?

— А крестную мать, наверное, ваша супруга выберет? — спросил я.

— Так она уже выбрала. Крестной матерью наша Нюшка станет. Галина считает — лучше Нюшки нам божатку не сыскать. Петька, ейный сынок, меня уже батькой называет, а Нюшку — только Анечкой зовет, уважает.

— Правильный выбор, — кивнул я, порадовавшись, что гора упала с собственных плеч. Ежели крестной матерью станет Анька, уж она-то и направит своего крестника туда, куда надо. Потом забеспокоился: — А ей можно крестной матерью для собственного брата быть? И не маловата ли еще?

Может, Леночку предложить? Ай, блин, чего это я? Если мы с невестой крестными одного младенца станем, нас же не обвенчают!

— Батюшка говорит — не возбраняется, — ответил Игнат. — А то, что возрастом не вышло — тоже не страшно. Главное, что ума Нюшке бог дал, а это самое главное.

Я кивнул, одновременно и соглашаясь, и, давая понять, что мне все-таки пора, а Игнат уже в спину выкрикнул:

— Иван Александрович, я ключи потом под порожек суну, не забудьте.

— Петр Прокофьевич, опоздал я нынче, дела… — виновато сообщил я служителю, стоявшему у входа, словно обязан был отчитываться перед обслуживающим персоналом.

— Не особо и опоздали, Иван Александрович, всего-то на десять минут, — невозмутимо отозвался старый солдат. — Так и то, вы раньше других пришли.

— Как так? — удивился я.

— Так Его Превосходительства нет, а при его высокородии господине Остолопове, раньше десяти часов никто не придет, потому что сам товарищ председателя только на заседание явится, а оно на одиннадцать назначено.

Ясно. Кот из дома, мыши в пляс.

— Надеюсь, жалобщиков нынче нет? — поинтересовался я, опасаясь, что опять принесло какую-нибудь «швею-мотористку», пожелавшую наказать жену любовника за побои, а главное — за порванную блузку. Еще любопытно — как она там к Федышинскому сходила? Не явится ли господин эскулап меня убивать?

— Вон, Пашка Михайлов на той стороне околачивается, — кивнул служитель в сторону Крестовской площади, возле которой маячила фигура здоровенного мужика. — Уж не к вам ли?

Пашка Михайлов? А что за птица? А, так это муж утопленной Екатерины, а заодно и сын ее убийцы. Скорее всего, он и на самом деле ко мне, а иначе чего бы здесь ошиваться?

— Не в разведчиках ли служили, Петр Прокофьевич? — поинтересовался я у служителя, на что тот загадочно улыбнулся и туманно ответил:

— Так всяко бывало. И с пластунами как-то пришлось два месяца послужить. Не то, чтобы вместе, но рядышком.

— Петр Прокофьевич, вам бы воспоминания написать, — посоветовал я. Вздохнул. — Жаль, у меня времени свободного нет, сам бы за вами записывал.

— Нешто, — отмахнулся служитель. — А я и грамоте-то плохо обучен, а вам записывать — лишь время тратить. Таких как я, словно зерна в мешке, бумаги не напасешься.

— Ну, вам виднее, — не стал я спорить, хотя, по большому-то счету, стоило не о приключениях Шерлока Холмса плагиатить, а взять, да и записать историю жизни простого солдата. А может еще и напишу, как знать?

— Кликнуть Пашку-то? — спросил служитель.

А чего его кликать? Ему надо, сам и придет. Хотя…

— Петр Прокофьевич, а позовите, — решил я. — Сразу узнаем — что ему надо? Если заорет — мол, за что следователь мать посадил? в драку кинется, так вы за меня заступитесь.

— Шутник вы, ваше высокоблагородие, — усмехнулся ветеран. — Кто же с вами в драку решится лезть? Да и Пашка, парень хороший, я его сызмальства знаю.

В Череповце все и всех знают. Привык.

— Пашка! Поди сюды! — крикнул ветеран, да так зычно, что с меня чуть фуражка не слетела, а вороны, деловито копошившиеся неподалеку от нас, взлетели без разбега, как истребители палубной авиации, а теперь сердито каркали.

Михайлов, заслышав окрик, повернулся и подошел к нам.

А парень-то и на самом деле здоровый — ражий, да еще и рыжий. Жаль, что Илья Ефимович уже написал своих «Бурлаков».

— Паш, ты господина следователя хотел увидеть? — поинтересовался Петр Прокофьевич. — Или так просто тут прохлаждаешься? Если потолковать — так вот он, его высокоблагородие, господин следователь. А нет, лучше домой ступай, не отсвечивай. Или в трактир зайди, лафитничек пропусти, но не больше.

— Не, дядя Петя, я с господином следователем потолковать хотел, — сообщил Павел. Посмотрев на меня, робко спросил: — Можно, потолковать-то?

В принципе, толковать с сыном убийцы мне не о чем. Если бы во время расследования он был в городе, я бы его допросил, как свидетеля. Но коли он, со своей бурлацкой артелью где-то по Волге, или Шексне бродил, так и спроса нет[1]. На заседание суда парня обязательно вызовут, а что еще?

Впрочем, раз человек пришел, с кулаками на меня не бросается, поговорить с ним можно. К тому же — парню сейчас очень тяжело. В одночасье узнать, что потерял жену, а мать оказалась убийцей — совсем плохо.

— Пойдем ко мне, — кивнул я на дверь.

В кабинете я усадил парня на стул, уселся рядом и спросил:

— О жене с матерью кто тебе рассказал?

— Так мне весточка еще в дороге пришла, когда в Вытегре стояли, — хмуро ответил Павел. — Я бы сразу вернулся, так куда? Артель-то не бросишь. Я ж за коренника нынче, а нас двое, коренников-то, хотя трое должно быть. Батя приболел, не может лямку тянуть. Дождался, когда баржу на буксир не взяли, тогда и вернулся. А тут соседи, потом я к господину приставу сходил, он все и рассказал. Ну, к мамке, в тюрьму сходил, сорочку чистую да хлеба с медом носил, она все и рассказала. Прощения просит.

— И что скажешь?

— Так что