Эхо 13 Забытый Род - Арий Родович

работы с Эхо барон — а теперь и я — мог пропадать почти сутки, и обед готовили лишь к вечеру.

Я прошёл к торцу длинного стола и сел в кресло во главе — туда, где по памяти барона он всегда садился сам. Это было естественно, почти машинально, как жест, который не требует обдумывания. Передо мной тянулась полированная поверхность, отражая блеск приборов.

Где-то в глубине дома глухо стучали кастрюли, и быстрые шаги служанки уже растворялись за дверью кухни. Было очевидно, куда она направилась — сообщить, что господин проснулся и его следует накормить. Я чуть улыбнулся. Похоже, сейчас весь дом мобилизуют под одну задачу: сделать так, чтобы я сел за стол и ушёл из-за него сытым и довольным.

Представил, как на кухне начинают шевелиться — кто-то спешно нарезает, кто-то несёт тяжёлую кастрюлю, третий подгоняет остальных, чтобы всё подали горячим. Это было даже забавно… но вместе с тем напоминало о привилегии, к которой стоило относиться серьёзно.

Я откинулся на спинку кресла и позволил взгляду скользнуть по длинному столу, уходящему к противоположной стене. В голове крутилась мысль, успею ли я сегодня всё-таки съездить к заводам. Может быть, стоит выбрать вечер — когда все будут уставшими, и внимание к моим перемещениям ослабнет. Или наоборот, выехать утром, когда люди ещё свежи, полны сил и не раздражены мелочами прошедшего дня. Оба варианта имели свои плюсы, и я взвешивал их, представляя, как это впишется в обстановку.

Размышления прервал лёгкий скрип дверей. В столовую вошла тётя Таня в чистом фартуке, держа тяжёлый поднос. Щёки чуть раскраснелись, от волос тянуло паром кухни, а над подносом вился плотный аромат жареного мяса.

Я ожидал увидеть Якова — всё-таки он, как дворецкий, обычно сам встречает меня в подобных случаях. Но его не было ни в комнате, когда я проснулся, ни в холле, ни здесь. И даже сейчас он не появился.

— Здравствуйте, молодой господин! — её лицо расплылось в радостной улыбке. — Вы уже проснулись? Вот и славно. Я вам тут всего понемножку принесла — как вы любите. Гороховый суп с копчёной свининкой, чтоб сил прибавилось, жареная картошечка с рёбрышками — только с плиты, ещё шкварчит. Всё жирненькое, вкусненькое, чтобы вас прямо на ноги поставило.

Я не удержался и улыбнулся.

— Добрый день, тётя Таня. Да, наконец-то пришёл в себя. Пахнет так, что можно и без сил подняться.

— Вот и хорошо, — довольно кивнула она, ставя поднос на столик рядом. — А то выглядели вы, молодой господин, совсем бледный, как полотно. Совсем исхудали.

— Кстати, тётя Таня, — я чуть подался вперёд, — а вы не видели сегодня Якова?

Она покачала головой, перекладывая приборы.

— Нет, молодой господин. Вас сюда принёс Максим Романович и сразу ушёл. Сказал, что добычу сегодня большая и надо проследить, чтоб все собрали и привезли. Всех дружинников практически забрал собой на сборы.

Я кивнул, принимая её слова, и проводил взглядом, как она раскладывает блюда. Максим принёс меня сам и сразу уехал, потому что «добычу забрали». Очень большую добычу. Туша мороки — целая, или почти целая. Значит, тот, кто нанёс удар, не стал её уничтожать полностью.

Если бы это был кто-то посторонний, ему, скорее всего, было бы всё равно на ценность туши. Мог бы оставить одни ошмётки, и никто бы слова не сказал. Но тушу сохранили. Для нас. Для рода.

В памяти всплыло моё первое пробуждение в этом теле. Тогда я не видел Эхо Якова, но ощущал что-то другое — ту самую едва уловимую тяжесть, как если бы рядом находился сильный маг. Не энергия, не следы работы, а чистое присутствие силы, ощутимое на коже. С тех пор это чувство не исчезало, просто стало привычным, а потому незаметным.

Сейчас всё складывалось. Удар был таким, что ни один обычный маг до него по силе не дотянется. Во всяком случае, не у нас в роду. А если бы он был из чужих, то Максим точно не поехал бы за добычей. Эхо при этом — ноль, чистая тишина. Единственный, кого я знаю, кто умеет так прятать своё, — Яков. И он же, пожалуй, единственный, кто мог нанести такой удар и при этом подумать о том, что туша принесёт доход. Каждый новый факт ложился в одну и ту же схему, и стрелки неизменно вели к нему.

— А вы не знаете, где его комната? — спросил я у Марины как можно непринуждённее. — Сами же знаете, что у меня память потеряна, и я до конца ещё не ориентируюсь в замке.

Марина усмехнулась, но в её глазах мелькнуло настоящее удивление.

— У него нет комнаты, молодой господин. Мы и сами все удивляемся, где он спит и спит ли он вообще. Он всегда находится там, где нужно, и появляется именно тогда, когда нужно. Даже я удивляюсь, что его сейчас здесь нет. Может, опять отлучился по своим делам, как обычно. Он иногда так уходит на сутки.

Я взял ложку и зачерпнул густой гороховый суп с копчёной свининкой. Наваристый, с золотистыми каплями жира на поверхности и ароматом, от которого в животе тут же стало теплее. Горячий, с лёгкой дымной ноткой от мяса — именно то, что нужно, чтобы вернуть силы.

Не успел я доесть и половины тарелки, как тётя Марина вернулась с новым подносом, на котором была целая жаренная курица украшенная большими кольцами лука и разнообразной зеленью. Мясо потрескивало от жара, а тонкий аромат приправы щекотал нос.

— Это тоже ваше любимое, молодой господин, — с довольным видом объявила она, ставя миску рядом.

Через несколько минут она снова появилась — корзина свежеиспечённого хлеба, потом миска салата, потом ещё пирожки. Я даже перестал считать, сколько раз она входила и выходила.

На пятый заход я поднял руку, чуть улыбнувшись:

— Тётя Марина, остановитесь. Я это всё не съем, даже если очень постараюсь. Это слишком много.

Она всплеснула руками, но улыбка осталась тёплой.

— Ну как же, молодой господин! Вы же с утра на ногах. Сам Максим Романович сказал: «Тёть Марин, вы уж накормите господина, а то он деревню спас, все силы на это отдал». Так что вам нужно силы вернуть.

«Вот брехло, а не командир гвардии. Моих заслуг там — ноль», — подумал я, а вслух ответил, всё так же улыбаясь:

— Верну. Но, пожалуй, в разумных пределах.

Я доел картошку, сделал несколько неторопливых глотков из бокала с компотом и отставил приборы. Аппетит был удовлетворён, но мысли продолжали зудеть где-то на задворках